Вопрос экономической целесообразности   ::   Имранов Андрей

Имею право, поверьте. Если я хотя бы заикнусь, что собираюсь писать мемуары, через пару часов к моей двери выстроится очередь наемных убийц. По-моему, мы зря ищем следы иных цивилизаций в космосе. Представители иной цивилизация давным-давно живут среди нас, пользуясь плодами наших трудов. Им чужды понятия честности, порядочности, любви, дружбы и всего того, что отличает хорошего человека. Чужды, но не непонятны. Они высокоразумны и легко пользуются этими понятиями для достижения собственных целей. Не знаю, откуда появился этот вид Homo Superiour, вывелся ли в результате эволюции или действительно пришел из глубин вселенной. Но если последнее - не удивлюсь.

У меня дом в швейцарских Альпах, два дома на восточном побережье, квартира в Париже. Но бываю я в них редко, и живу обычно в особняке в Куинсе, где обычно и принимаю клиентов. По остальным моим домам в основном Лиззи мотается, иногда - с сыном. Лиззи - моя вторая жена. У нас с ней просто договоренность - я даю ей деньги и ввожу ее в высший свет, а она создает мне домашний уют, ощущение надежного тыла, сверкает красотой на раутах и не гуляет налево, или, по крайней мере, делает это незаметно. Не скажу, что у нас какое-то взаимное чувство, но договоренность мы соблюдаем хорошо. Во всяком случае, так получилось лучше, чем с первой женой. Я принимаю клиентов с двенадцати дня до восьми вечера по будням, по субботам хожу на собрания Хаус-клуба, по воскресеньям играю в гольф с Маккензи, Полем Брауном или с четой Дикаприо. Так и живу. Если бы не Макс - мой сын от первого брака, все было бы совсем тоскливо.

Первый год я еще иногда вспоминал о грандиозном рождественском подарке, спрятанном под лунным грунтом на берегу моря спокойствия, но чем дальше, тем меньше оставалось во мне от того восторженного идеалиста, которым я был когда-то. И все реже я думал о звездах и о всеобщем благоденствии. Не бывает всеобщего благоденствия, так уж люди устроены. Личного благоденствия хотят почти все, но вот всеобщего - немногие, да и те, что хотят, имеют каждый свое представление, чего именно надо дать всем и каждому, чтобы оно, наконец, наступило, всеобщее это счастье и благополучие. Может, я еще долго не вспоминал бы о тех событиях, если бы три дня назад не наткнулся на заметку в газете. «Бриллиантовый король при смерти», гласил заголовок и чуть пониже спрашивал шрифтом помельче: «Кому достанутся миллиарды?». Я бегло просмотрел статью. Штейнберг госпитализирован с обширным инсультом. Он в сознании, но состояние тяжелое. Больше всего автора статьи занимал тот факт, что детей у Штейнберга нет, и 99 процентов ее состояло из спекуляций на эту тему.

Не скажу, что новость вызвала у меня шквал эмоций. Я, пожалуй, и забыл бы скоро об этой заметке, но сегодня в пол-одиннадцатого прозвучал дверной звонок. Я никого не ждал, а на медной табличке у двери четко написаны часы приема. Поэтому спустился я в некотором раздражении. Стоявший за дверью худощавый длинноволосый тип в сером пиджаке мог быть только госслужащим, потому что никакой нормальный человек не станет носить костюм в тридцатиградусную жару. Я распахнул дверь и довольно желчно поинтересовался:

- Чем могу быть полезен?

Мужчина неторопливо полез во внутренний карман и вытянул удостоверение.

- Филипп Кармак, ФБР. Могу я задать вам пару вопросов?

ФБР? Я посторонился, пропуская.

- Я думал, вам положено коротко стричься.

- ФБР - не армия, - ответил он с достоинством мирового судьи в пятнадцатом поколении и прошествовал на кухню, оставив едкую смесь запахов пота и дешевой туалетной воды.

- Буду краток, - заявил он, устроившись в кресле и с наслаждением отхлебнув из предложенного стакана, - сегодня в аэропорту имени Кеннеди нами задержан некто Майкл Короткофф.