Время теней   ::   Павлухин Андрей

Я толкнул локтем мужчину, стоявшего рядом:

– Они же из одного клана. Почему дерутся?

Мужчина фыркнул.

– Показуха для толпы. Фолнары не вступают в затяжные поединки. Они умеют убивать сразу. Если не с первого, то со второго удара.

– Я думал, аборигенов не пускают в город.

– Иногда пускают. Эти – что-то вроде цирковой труппы. Кочуют по пустыне, учатся, развлекают массы. Хорошие бойцы, но абсолютно безвредны. Законов не нарушают, органично вливаются в нашу культуру.

«Насколько это возможно», – подумал я. Все-таки в центре сверхурбанизированного мегаполиса фолнары выглядят странно и архаично.

Ритм усилился, волынка заныла пронзительнее. Я повертел головой, но так и не понял, откуда исходят звуки.

– Колонки и звукосниматели, – пояснил сосед. – Музыканты дикарей играют вон там, в дальнем конце площади.

– Они же не следят за ходом поединка. Откуда знают, когда менять темп?

– Чувствуют. А бойцы подстраиваются.

Один из воинов был вооружен двумя короткими, вроде римских, мечами. Его соперник – ножом и секирой. Они вновь сошлись в смертельном танце, и зрители восхищенно взревели. Я заметил, что на коленях и щиколотках противников закреплены острые шины длиной в ладонь. Бойцы активно орудовали ногами, и когда шипы скрещивались с лезвиями, раздавался лязг, и летели искры.

Представление, балаган.

Но балаган захватывающий.

Передо мной все смешалось – и рев толпы, и букмекеры, принимающие ставки, и пылающее, жадно глядящее на меня с экрана Солнце, и капсула Нар-Кадара, неоновые рекламы и нарастающий барабанный пульс…

Смотри, дергают тебя, как он его?

Волынка взвыла на самой высокой ноте, когда меченосец выбил у противника секиру и приставил к его горлу клинок. Побежденный демонстративно выронил нож. Отошел и поклонился.

Толпа разразилась аплодисментами.

Вызвали следующую пару. Отвернувшись, я побрел прочь.

Мицкевич обитал в нижних секторах, окна его квартиры смотрели на астропорт и оранжевые морщинистые пространства за прозрачным силовым барьером. Вследствие того, что Астерехон проворачивался, влекомый вихрями искусственного гравиполя, край взлетно-посадочной полосы непрестанно смещался. Все мониторы в квартире были включены, транслируя множество доступных по Мегасети телеканалов. Три сотни мониторов – и это лишь основной набор. Я не мог глядеть на этот калейдоскоп дольше минуты – в глазах рябило, мозг не выдерживал обилия визуальной информации. Плюс какофония приглушенных звуков, дополняющих пейзаж. Кое-что Мицкевич вывел в голографическом режиме: пересекая комнаты, я погружался то в диктора, ведущего спецвыпуск новостей, то в героя «мыльной оперы»… Мицкевич ориентировался в инфоокеане, как акула в море проблем, вычленяя наиболее важное, анализируя факты при помощи вживленного в мозг компьютера и торгуя ими направо и налево. Этим он зарабатывал. Большую часть времени мой старый приятель проводил подключенным к Мегасети, путешествуя по вторичным, глобальным (планетарным) и локальным нетам. Насколько я помню, он всегда был таким…

Мы расположились в библиотеке, где на стеллажах и во встроенных в стены полках хранились диски (лазерные, полимерные и прочие), оптокристаллы и даже древние бумажные книги. Пили кофе. А потом – марсианское вино столетней выдержки.

– Плохи твои дела, – сказал Мицкевич. – Я слежу за ходом расследования. Процесс века…

Он отхлебнул из бокала. Добавил:

– Федералы знают, что ты в нашем секторе.

– Они и прежде не отставали, – сказал я.

На широкой ладони Мицкевича возник пульт дистанционки, на котором мой приятель набрал код нужного диска. В стене образовалась щель, и компакт с верхнего стеллажа со щелчком шмыгнул в нее.