Банк   ::   Данилов Всеволод

Здесь с озабоченным видом начальника Генштаба перед близкой битвой принимал он рапорты своих раскрасневшихся подчиненных, раздавал им новые указания, которые они поспешно бросались исполнять, просматривал подготовленные к повестке дня материалы и либо молча визировал, после чего их тут же раскладывали в папки членов правления, либо брезгливо отбрасывал в сторону, обрекая нерадивых исполнителей на неизбежную экзекуцию.

— Палыч! — при виде входящего Забелина Юрий Павлович Баландин — крепкий краснолицый мужчина, энергично притиснувший к струящемуся в углу зала фонтану субтильную женщину, Леночку Звонареву, — радостно развернулся и, к немалому Леночкиному облегчению, устремился к вошедшему.

— И тебе здорово, Палыч. — Забелин стиснул поднаторевшую в крепких мужских рукопожатиях ладонь Баландина. — Как самочувствие после вчерашнего?

— Мы — штыки!

Если знать дозу выпитого им накануне на приеме архангельской делегации, то можно было согласиться — ответственный за связи с регионами вице-президент был человеком на своем месте. Привычная же красноликость воспринималась сослуживцами как производственная травма — бывший секретарь ЦК комсомола, не считаясь со здоровьем, по-прежнему стоял на ненормированной трудовой вахте, неустанно крепя дружбу банка с прежними своими сотоварищами, ныне губернаторами, депутатами и главами администраций.

— Не жалеешь ты себя.

— Мы все горим на работе. Веришь, два дня на бабу не влезал. Все недосуг. — И Баландин с сожалением глянул на оставленную им Звонареву. Расстроенно мотнул крупной головой. — Совсем вкус испортился. А я до тебя дельце имею, Палыч. — И он доверительно потащил Забелина в заветный журчащий уголок. — Ты, я слышал, завтра на кредитном комитете вроде как эту разбираешь, ну… из Рождественского филиала, пышечка такая. Ну, ты-то помнишь.

Забелин безжалостно ждал, то и дело кивая на встречные приветствия или отвлекаясь, чтоб пожать протянутую к нему руку.

— Толкачева, — не дождавшись помощи, припомнил Баландин.

— А действительно, есть такая буква. Будем ставить вопрос о ее отчислении.

— Ну уж и об отчислении! Больно строг. Это что ж такое надо было наворотить?

— Строг, но справедлив. «Нагрела» банк на двести тысяч баксов.

— Что значит «нагрела»? Кредит возвращен полностью, проценты получены. Тут о поощрении вопрос бы поставить. — В Баландине пробурилась внезапная информированность.

— Хотели поощрять. Всю группу. Поработали-то и впрямь на славу: мы ж из этого гнуса Бурханова цента без нажима не вынули. Ребята по всей стране мотались. Арестовывали все, что находили. В одних судебных исполнителей кварту влили. Но главный козырь — это уж когда прихватили его вертолет. Тут-то он на цырлах пришел — дескать, твоя-моя извини, чего-то мы с вами друг друга недопоняли. Сколь еще желаете? И откуда только деньги у бедного татарина взялись? Вмиг кредит и проценты закрыл.

— Я ж и говорю — «поощрять».

— Да вот незадача. Двести тысяч штрафа за ним осталось. И вдруг является на аэродром, предъявляет изъятые летные документы и справку из банка, что кредит закрыт и претензий не имеется, садится на вертолет — и делает нам всем ручкой. А теперь догадайся с трех раз, кто ему отдал документы и подписал справку.

— Да, есть еще отдельные недоработки в отдельно взятых филиалах. Но ведь никто не доказал, что это сделано из корысти. Ну, напутала девка, с кем не бывает? — Баландин слегка смешался под нарочито внимательным взглядом Забелина. — А потом — стоит ли так разбрасываться проверенными кадрами? Ну, заме… выговор даже, строгость тоже нелишней будет. Пусть вдумается. Осознает.