Очевидцев, помнится, не было   ::   Леонов Николай Иванович

С человеком несчастье случится, а у меня сразу мысль: слава богу, что не со мной. Я гоню ее, а она, как мышка, спрячется под пол, но скребет. Я ее шарахну, а она скребет.

– Заткнись, я про тебя еще и не то знаю, – сказал Петровский. – Ты у меня в отряде спирт воровал.

– А ты знал? – удивленно и радостно спросил Масляков.

– Конечно, знал. Заткнись.

Масляков с сожалением замолчал. Такой повод был поговорить о чем-нибудь постороннем, покаяться, посмеяться, вспомнить... А что вспомнить? Все то же, что вспоминалось десятки и сотни раз. Записывалось собственноручно, записывалось следователями, прокурорами и адвокатами.

Подполье провалилось сразу, в одну ночь. А за три дня до провала из отряда в город ушли два лучших разведчика. И он, Шурик Масляков, видел, как был схвачен гестаповцами один из них – Сергей Косых. Вечером Шурик встретил Николая и передал приказ: срочно вернуться в отряд. Он передал приказ, но знал, что Николай не уйдет. Ночью город проснулся – немцы брали Николая. Сбруев был человек запасливый и «лимонки» расходовал аккуратно. Когда осталась одна, он вылез на крышу горящего дома, швырнул ее в подъехавший грузовик с немцами, разбежался и, прочертив в пламени широкую дугу, бросился головой вниз. Шурик все это видел сам. Ему не рассказывали, он все видел сам.

Зима была снежная, и Николай не разбился. Аресты продолжались всю ночь. К утру брать было уже некого. Ушел только он, Шурик Масляков. Ушел, чтобы вернуться через неделю вместе с отрядом. Вернуться и вынести из подвалов разбитого здания гестапо Кольку Сбруева. Шурик вынес тогда его тело, прошел по центральной улице мимо старух, осеняющих всех крестным знамением, и жавшихся к ним ребятишек и положил на возок командира. Шурик не помнит, кто сказал: «Дышит», – но хорошо помнит парок над полуоткрытым бесформенным ртом. Помнит, как, проваливаясь в снег, бежал к возку Витька Петровский. Тот самый Витька, что сейчас сидит рядом, тот самый, что вчера взял под сомнение невиновность Николая Сбруева, выслушал Сергея и сказал:

– Хорошо, мы поможем его проверить.

Петровский зажег от окурка новую папиросу и сказал:

– Если окажется, что он не виноват, я буду стоять на коленях и пусть он плюет мне в лицо.

– Кто он, Витя?

– Заткнись. – Петровский сцепил ладони в замок и хрустнул пальцами. – Двадцать четыре года прошло...

Перед отходом немцы расстреляли всех, а Николая, видно, приняли за покойника. Да он и был покойник. Случаются в медицине казусы. Николай – один из них. Петровский и сейчас может с математической точностью доказать, что Николай выжить не мог. После первого осмотра Петровский начал перевязку и переливание крови, потому что у врачей закон: есть теоретический шанс – действуй. Шанса не было, но он действовал, ребята стояли у двери и держали в руках оружие. История болезни Сбруева – докторская диссертация. Через пять месяцев Николай вернулся в отряд, тогда уже воинскую часть, а еще через полгода его пригласил следователь. Допрашивали почти всех.

Петровский продолжал воевать, а Косых и Сбруев содержались под арестом. Потом Петровский узнал, что Николая освободили, а Сергей был осужден. Вызвали на допрос и Петровского. В школьном классе, где расположился приехавший следователь, он встретил давно похороненного отрядом Сергея Косых. Сергей вошел под конвоем, худой, высокий, как всегда, сдержанный, протянул Петровскому руку, и тот не посмел не протянуть свою. Почему Сергей остался жив, Петровский не понял, да и Сергей, видимо, объяснить не мог. Его нашли в освобожденном концлагере и начали расследование о причинах провала подполья.

Петровский не верил, что Косых предал, но помочь товарищу ничем не мог.