Высшее образование для сироты, или родственники прилагаются   ::   Вересень Мария

И этот человек совал мне тайком пряники под праздник, щедро жертвовал тулуп, когда мы в морозяку ходили на дальние княжьи покосы за сеном для Метелки, и покрывал мои мелкие пакости? Вот так спокойно взял и привез меня на съедение лесной да кладбищенской нечисти из-за каких-то двух несчастных башен?

Я заревела в голос, умоляя Кузьмича не губить мою молодую жизнь, а позволить по-тихому сделать ноги, пока не набежали из Школы волкодлаки да не сволокли меня на живодерню. Припомнила, сколько добра он мне сделал, и обещала по гроб его за это благодарить, а еще напомнила, что даже в сказках покорные сокольничьи да стременные не привязывали княжьих дочек в сыром бору, а давали им шанс утечь. При этом я обещала отдать Кузьмичу все, что у меня есть, и щедро наваливала на его последние парадные портки склизкую речную живность, от которой он с негодованием отмахивался так, что мы скоро всю телегу и дорогу вокруг закидали пиявками да лягухами, да карасями и ершовой мелюзгой.

- Так это что ж мы вытворяем, а? - остановил нас противный визгливый голосок

Я глянула и покрылась пупырышками. В воротцах стоял самый натуральный бес: небольшой, кривоногий и лохматый. Свиной пятак его влажно блестел и тек соплей, которую он утирал серым фартуком - единственной своей одеждой, ни капли не стесняясь демонстрировать свои куцые волосатые прелести.

Кузьмич открыл было рот, но бес не дал ему сказать ни слова, сразу визгливо раскричавшись:

- Вы что же это себе позволяете, окаянные, и так вас и разэдак? Ты и дома так же едой швыряешься, да? Так ты не дома, старый пень, да! Ишь, один раз попросил водяного рыбки с оказией доставить, дак они развозмущалися. Гордые все стали, да? Ерш вам уже не рыба, да? Жаба не деликатес? А ушицу-то пожрать все любим. Еще и добавочки просим, да?

Выкрикивая все эти визгливые «да», он живо скидал все речное добро в невесть откуда взявшийся мешок, запихал туда же сорванные с Метелки водоросли, соскреб ряску, радостно приговаривая: «Эх, с душком, да!» А потом, бросив на меня вороватый взгляд, дернул Кузьмича за штанину и тихо поинтересовался:

- Ты енту на мясо привез или как?

- Ученица я, да! - в ужасе завизжала я по-чертовому, в ответ на что нахал спокойно отцепился от дедовых штанов и, взяв меня за руки, ссыпал в ладони немалую горку перламутрового гороха.

- Чужого не надо, м-да,- гордо заявил он и пошел прочь, перекидывая раздутый мешок с плеча на плечо, почесываясь и сморкаясь.

Я глянула вслед и онемела, а Кузьмич икнул - по ту сторону кованой ограды молчаливой грозовой тучей колыхалась толпа нечисти голов на пятьдесят. Беззвучно разворачивались серые крылья, щерились сабельно-острые клыки, и щурились не то оценивающе, не то зло разноцветные глазищи, от бордовых, словно уголья, до черных, как бездонный омут.

«Ой, матушки, и за что мне это?» - молча взмолилась я, хотя отлично представляла, за что.

Вообще-то всю приютскую голытьбу, вошедшую в возраст, распределяли по новым местам жительства по весне. Потому что весной везде требовались работники, и окрестные крестьяне охотно брали дармовых батраков и работниц, а по осени приютских соглашались принимать к себе лишь ремесленные цеха на каторжанский труд в различных красильнях и дубильнях, а девочек в ткачихи да швеи, где жизнь тоже не медовая. Но светлый князь наш Милослав Ясеневич укатил зимой в столицу, а из столицы отправился еще куда-то с посольством по важным государственным делам и обещал вернуться не раньше первых заморозков, то есть когда приличных мест в помине не останется, и весь наш выпуск приуныл, понимая, что хорошего впредь ждать не приходится, так как без светлейшего нас никуда не пустят. И не потому что он как-то ведал нашими распределениями, просто владыка Белых Столбов любил напутствовать сирот безродных при их вступлении на тернистый жизненный путь.