Холодная война   ::   Каттнер Генри

Ты же знаешь, твой дядюшка Лем славный парень и не станет тебе лгать. Уж не думаешь ли ты, Сонки, мальчик, что я собираюсь тебя облапошить?"

"Как пить дать, - подумал я в ответ, - если только сможешь. Так что там у тебя, дядюшка Лем?"

Тут он замедлил свой шаг и начал меня обхаживать и так и эдак.

"Да видишь ли, я просто подумал, что твоя Ма обрадуется, набредя на место, где прорва черники, - думал он мне, с невиннейшим видом пиная ногой камушек. - Если кто-нибудь спросит, отвечай, что в глаза меня не видел. Ведь это правда. Ты же меня не видишь?"

"Дядя Лем, - громко подумал я, - я дал Ма честное-пречестное слово, что глаз с тебя не спущу, если ты здесь появишься, после того последнего случая, когда ты стянул..."

"Ну, ну, мальчик, - дядюшка Лем быстро перебил мою мысль, - кто старое помянет, тому глаз вон".

"Ты ведь не откажешь своему старому другу Сонку, дядюшка Лем, - подумал я, ловя его на слове, одновременно кладя последний виток проволоки на бегунок. - Так что, будь добр, подожди пока сквашу я эти сливки, а потом мы с тобой пойдем куда захочешь".

Меж кустов мелькнули клетчатые штаны и вот он, наконец, вышел на открытое место и одарил меня смиренно-виноватой улыбкой. Славный маленький толстячок, дядюшка Лем. Человек он хороший, только вот слишком уж внушаемый. Любой, кому не лень, может внушить ему все, что только ни пожелает. Вот и приходится присматривать за ним.

- Как дела? - спросил он меня, глядя на мое изобретение. - Гоняешь маленьких зверюшек до седьмого пота?

- Что ты, дядюшка Лем, - сказал я. - Ты же прекрасно знаешь, что это не так. Чего-чего, а жестокости по отношению к бессловесным тварям я не выношу. Они и так работают изо всех сил, заставляя сливки прокисать. А уж такие крохотулечки, что иногда прям слеза наворачивается, как посмотришь на них. Их даже не разглядишь, как следует. Такие крошки, что глаза собираются в кучку, как глядишь, да так потом и остаются. Па говорит, что они, эта, одноклеточные растения. Какие они растения! Слишком уж они маленькие.

- Маленькие да удаленькие, - сказал дядюшка Лем. - А как эта штука у тебя работает?

- Вот это приспособление, - я был очень горд собой, - сунет сливки в следующую неделю. При такой погоде они здесь будут скисать дня два, не меньше. Зато на будущей неделе пусть они себе стоят сколько угодно, пока не скиснет. Затем я доставляю их обратно - рраз - и все готово. - Я установил крынку на салазки.

- В жизни не видел такой бездарной настройки, - сказал, подходя, дядюшка Лем. - Надо вот так, - он согнул два проволочных конца крестом. - Сливки как пить дать скиснут во время грозы в следующий четверг. Давай, Сонк!

Я отправил крынку в следующий четверг. Когда она вернулась, простокваша, понятное дело, вышла такая, что по ней могла бегать мышь. По краю крынки полз шершень из следующей недели. Дай, думаю, сгоню. Это была моя ошибка. Я осознал ее, едва коснулся крынки. Ну и задница же этот дядюшка Лем!

Он кинулся назад в кусты, визжа от радости, в восторге от своей выдумки.

- Я снова нагрел тебя, мелочь вонючая, - крикнул он мне. - Пойду посмотрю, как твой палец торчит посреди той недели!

И как я сразу не догадался. Это же была временная распорка. Когда он согнул проволоки, он и думать не думал о какой-то там грозе в будущий четверг, он попросту устроил временное короткое замыкание. Мне понадобилось минут десять, чтобы вытащить палец из будущей недели и все из-за этой Инерции, так ее зовут. Когда вы балуетесь со временем, непременно нужно держать ухо востро, иначе эта Инерция тут как тут. На редкость приставучая. Я, по правде говоря, не очень-то понимаю, что это такое. Я же еще, извините, не взрослый. Дядюшка Лем говорит, что уже успел забыть больше, чем я вообще знаю.

Кстати о нем. Дядюшка Лем уже почти скрылся из виду, когда я наконец освободился.