Экономическая теория прав собственности   ::   Капелюшников Р И

Уолдрон предлагает вовсе исключить его из полного определения права собственности, потому что общие запрещения не имеют прямого отношения к имущественному статусу вещи: если для автомобилей существует ограничение скорости, то его требуется соблюдать независимо от того, едет человек на своей, одолженной или взятой напрокат машине (65, с. 336). Но это возвращение идет вразрез с представлением о праве собственности как пучке правомочий. Даже если какие-то сочетания правомочий не признаются "правом собственности" в полном смысле слова, то это не значит, что они не могут отпочковываться и принадлежать кому-либо в таком усеченном виде. Взяв напрокат или одолжив автомобиль, человек приобретает по меньшей мере право пользования им и, следовательно, ограничение скорости сужает для него объем этого правомочия. Проблемы, связанные с запрещением вредного использования, состоят в другом. Дело в том, что многие способы нанесения ущерба другим лицам не только не запрещены, но охраняются законом. В условиях частнособственнического правового режима обычно нельзя причинять вреда физически, путем прямого воздействия на потребительную стоимость чужого имущества, но можно наносить ущерб косвенным путем, снижая его меновую стоимость. Предприниматель не вправе разорить конкурента, устроив поджог на его фабрике, но он вправе разорить его, резко повысив эффективность собственного производства. А в средневековых цехах и этот способ поведения считался бы незаконным. Трудности точного определения объема правомочия, связанного с запрещением вредного использования, выводят на ключевую проблему о допустимых пределах ограничения прав собственности. Смысл этого правомочия состоит в том, что даже включение в набор всех элементов из "полного определения" не делают право собственности неограниченным. Это естественно, поскольку равные права предполагают симметричные ограничения взаимного плана. Ограничения на права собственности индивидуума вытекают из признания им прав собственности других индивидуумов. В обмен на свой отказ от поведения, способного причинить ущерб чужому имуществу, индивидуум рассчитывает на такой же отказ от других по отношению к его имуществу. Но очень многие ограничения не носят такого "обменного" характера (т.е. не являются по сути самоограничениями). Они мотивируются не тем, что данный способ действия может нанести ущерб интересам другого лица, а тем, что он противоречит интересам общества в целом. Это сразу делает границы понятия "воздержание от вредного использования" зыбкими и подвижными. Общий же вывод будет состоят в том, что права складываются в определенную систему, отдельные подсистемы которой могут вступать между собой в конфликт, и что нет никаких универсальных критериев, определяющих, какое из конфликтующих прав должно быть подвергнуто ограничению. При этом, рассматривая проблему ограничения прав, чрезвычайно важно не смешивать два внешне схожих, но по сути совершенно различных процесса. Уже было отмечено существование противоположных традиций в трактовке права частной собственности. Первая представляет его как некий монолит, вторая -- как пучок правомочий, которые могут бесконечно комбинироваться и рекомбинироваться. Поэтому эволюция капиталистической собственности в XIX-XX вв. может прочитываться двумя различными способами. В рамках первой традиции она будет представать как прогрессирующее обужение, урезание, сжатие когда-то единого и неделимого права частной собственности, а в рамках второй -- как естественный и непрерывно идущий процесс перегруппировки правомочий самими собственниками. С этой точки зрения "единое и неделимое" право -- не более чем некая идеальная конструкция, а в реальной жизни -- и в прошлых веках, и в нынешнем -отдельные правомочия всегда вступали в разнообразнейшие сочетания и могли каждое по отдельности принадлежать разным лицам.