Закатный ураган   ::   Русанов Владислав

Стукнул железной палкой по лапе клыкана, норовящего зацепить его за полу куртки:

— Не балуй!

Напротив Гырра он остановился. Постоял, поцокал языком, дивясь на широченные плечи и украшенные шрамами руки, каждая из которых не уступала толщиной его туловищу. Протянул ломоть пожирнее:

— На, держи, Дубх’кроо!

Для всех сидов Гырр был теперь Бюэханом — Победителем — и только Сенха, старательно прячущий привязанность к детенышу-салэх под напускной строгостью, звал его как и десять лет назад — Черноглазым.

Гырр подхватил еще теплую козлятину и впился в мякоть. Прибиральщик покатил тележку дальше, а в дверь уже входил, слегка пригнув голову, чтобы не зацепить притолоку, Дамах Лох Ойнах — старший распорядитель зверинца. Сразу от входа он отступил в сторону, пропуская сида в белоснежной мантии до пят. Не менее дюжины длинных косиц, спадавших с головы незнакомца, были украшены маленькими серебряными колокольцами.

— Прошу тебя, каннэс, — приглашающим жестом Лох Ойнах указал на клетку Гырра. — Будь так добр, осмотри его рану.

Человек умел слушать и запоминать. Белые одежды, косы и обращение «каннес» — мудрый — означало, что перед ним филид. Скорее всего Кондла Пестрое Крыло, придворный мудрец и советник ярла.

Рана! Какая рана?

Увлеченный утренней трапезой Гырр только сейчас почувствовал тупую боль и жар в левом предплечье — последствие прошлого боя, когда против него выпустили сразу двух северных волков. Первого он отбросил, оглушив кулаком, но второй, извернувшись в прыжке, сумел-таки вцепиться в поднятую на защиту горла руку. После этого Гырр перехватил серого за задние лапы и лупил по стенам, утрамбованному полу арены и пытающемуся подняться на ноги сородичу до тех пор, пока Сенха с напарником, Конадом, не выплеснули на него по ведру ледяной воды.

Лох Ойнах, вполне удовлетворенный результатами боя, лично осмотрел рану, наложил лепешку вонючего горного воска и забинтовал. Но вскоре Сенха обратил внимание, что подопечный осторожничает, старается меньше двигать рукой, и поднял тревогу.

Филид остановился перед Гырром, оглядел его, склонив голову к плечу.

— Нет, Дамах, — произнес он скрипучим голосом, свидетельствовавшем о бессчетном числе прожитых весен, — все-таки неправильно, не должно животное настолько походить на нас. Возможно, прав Мак Кехта, уничтожая этих тварей где только можно?

Лох Ойнах хмыкнул:

— Будь осторожнее со словами, каннэс. Погляди, он все понимает. Только говорить не может. Понимаешь, Бюэхан?

Гырр заворчал, склоняя крупную голову с космами черных волос.

— Видишь, понимает.

Кондла брезгливо поджал губы:

— Уродливая тварь. Ладно, Дамах, что там у него?

— Нагноение, жар. Вообще-то я промыл рану, как положено.

— Посмотрим. Привяжи его, а лучше, переведи в клетку поменьше, чтобы я мог…

— Не волнуйся, каннэс, он не шелохнется, — распорядитель открыл низкую дверку и, согнувшись в три погибели, забрался к человеку. Почесал его за ухом, положил ладонь на загривок. — Ведь не шелохнешься? А, Бюэхан?

Гырр басовито заворчал, зажмурил глаза и замер.

— Видишь, каннэс? Не бойся, иди.

Кондла, морща нос — салэх есть салэх, что со зверя возьмешь? — вошел в клетку. Опасливо прикоснулся к раненой лапе.

— Не бойся, каннэс, снимай повязку, — подбодрил его Лох Ойнах.

Под заскорузлым от гноя полотном оказалась синюшная опухоль, на ощупь горячая и твердая.

— Промывал, говоришь? — скептически пробормотал Кондла. — Эх, не знал бы я тебя еще до отплытия из Б'енэхт Ольен.

Дамах закусил ус, нахмурился. Вины за собой он не чувствовал, но о причине нагноения не догадывался, а потому злился.

— Сейчас поглядим, — Пестрое Крыло уже забыл и о грязи, и о вони. Отпустив края мантии, упавший прямо в желто-коричневую лужу, он поднес обе ладони к предплечью Гырра.