Запах Зла   ::   Ларк Гленда

Непосредственно в тот момент меня тревожило то, что я должен был явиться в Феллианское бюро по делам религии и закона, а оно уже закрылось; значит, до утра, пока оно не возобновит свою работу, я не смогу выяснить, что случилось с моей женой.

Неизвестность вызывала у меня чувство, схожее со жжением в желудке от слишком наперченной пищи, предвещавшее дальнейшие неприятности. Все, что у меня тогда имелось, – клочок бумаги, на котором было написано, что, будучи супругом Джастриякин Лонгпит из Вина, я должен как можно скорее явиться в бюро. Это было бесцеремонное требование, и никакой очевидной причины откликнуться на него у меня не было. Ни Джастрия, ни я не принадлежали к почитателям Фелли ни в настоящем, ни в прошлом. К тому же феллианство не являлось государственной религией, и Образец веры, как именовался его глава, никакого официального статуса не имел. Сам повелитель Мекате был менодианином, как и большинство, насколько мне было известно, его придворных и гвардейцев.

Тем не менее вызов оставил у меня неприятное чувство, и я не стал колебаться: я тут же отправился в Мекатехевен. Я даже взял с собой вниз на побережье селвера – что вызвало бы серьезное недовольство старейшин моего тарна, если бы они о том узнали, – чтобы добраться как можно быстрее. На спуск у меня все равно ушло два дня, и вот, наконец-то добравшись, я обнаружил, что бюро уже закрылось.

Так и случилось, что я сидел в зале гостиницы, прихлебывал свои мед и никакого внимания на других посетителей не обращал. Насколько было возможно, я старался отвлечься от того обстоятельства, что меня со всех сторон окружает мертвое дерево. Еще больших усилий стоило не замечать запахов: резкой вони угля, пропитавших все помещение ароматов перебродившего пальмового сока и пролитого вина; снаружи в помещение проникало легкое зловоние мангровых болот, мокрых парусов и плесени. Я смутно осознавал, что за столом в другом конце зала идет карточная игра, у дверей группа торговцев обсуждает сделки, а в дальнем углу сидит одинокая женщина… Ничего больше я не замечал: я мог думать – со смесью отчаяния, любви и раздражения – только о Джастрии. Что, ради широких синих небес, она натворила на этот раз?

– Еще меда, сир-путешественник? – Рядом с моим столом возник трактирщик с кувшином в руках.

Мне не полагалось приставки «сир», и я был уверен, что ему это прекрасно известно. Я покачал головой, рассчитывая, что теперь он просто уйдет.

Однако посетителей было мало, а трактирщик оказался разговорчив.

– Ты ведь только что с Небесной равнины, верно? – задал он риторический вопрос: как будто он не знал, что в конюшне стоит мой селвер, да и одет я был в тагард, а за поясом у меня торчал дирк.

Я кивнул.

– Должно быть, ты устал. Хочешь, я скажу жене, чтобы она подала тебе ужин?

– Я не голоден. – Я отмахнулся от него и задел свою кружку: она наверняка слетела бы со стола, если бы он ее не подхватил.

Аккуратно вернув кружку на стол, трактирщик сочувственно вздохнул.

– Ах, тебя мучают жара и влажность. Таковы вы все, жители Небесной равнины. – Он добродушно принялся вытирать пролитый мед.

– У тебя тут останавливаются другие жители Крыши Мекате? – удивленно спросил я. Немногие пастухи селверов рисковали спускаться на побережье. Еще бы: кому захочется добровольно терпеть ужасный климат, не говоря уже о грязи на улицах городов и ограниченности здешних жителей? Мы все были уроженцами Мекате, но пастухи с Небесной равнины и горожане и рыбаки, живущие на тропическом побережье, имели мало общего между собой.

– Горцы-то? Ну, бывает: приезжают продать шерсть селверов или заплатить налоги, – с намеренной неопределенностью ответил трактирщик, и я понял, что он не ожидал, что я пойму его слова буквально. Я подавил раздражение.