Земля вечной войны   ::   Могилевцев Дмитрий

Сон не ушел никуда, вторгся, подменил собой явь, окружил несчастного Юса.

Когда солнечный луч добрался до Юсовой кровати, в комнату вошел Психолог. Был он среднего роста, средней упитанности и средних лет, с дрябловатым, ничем не примечательным лицом и бесцветными, ничего не выражающими глазами. С его приходом Голоса умолкли, и Юс подумал, что наконец проснулся.

– Здравствуйте, Юзеф Казимирович, – сказал Психолог дружелюбно. – Я – ваш психолог. Как вы себя чувствуете?

– Плохо, – ответил Юс. – Мне очень плохо. Меня мучают кошмары. Я не могу здесь. Пожалуйста, выпустите меня отсюда. Мне плохо, плохо!

– Успокойтесь, пожалуйста. Ведь я – ваш психолог, – сказал Психолог. – Я пришел, чтобы помочь вам.

– Мне плохо здесь! – крикнул Юс.

– Успокойтесь, прошу вас. Увидите, все будет хорошо. Я помогу вам. Вы здесь для того, чтобы вам стало лучше.

Юсу показалось, что Голоса тихонько засмеялись.

– Я понимаю, вам ваше положение кажется сложным, почти безвыходным, – сказал Психолог, пристально глядя на Юса мертвыми и гладкими, как объективы, глазами. – Но если вы проявите добрую волю, мы сможем помочь вам.

– Выпустите меня, а? – тоскливо попросил Юс.

– Разве вы не понимаете серьезности вашего положения? Вас обвиняют в убийстве трех человек, – сказал бесцветным голосом Психолог.

Юс закричал.

Затих он только тогда, когда прибежавший парень уколол его в шею шприцем с темно-коричневой жидкостью.

Через две недели Психолог, бывший, помимо этого, майором семнадцатого дробь «В» отдела охранки, сказал собравшимся на совещание коллегам:

– Это брак. Больше работать с ним я не считаю возможным.

– Я прочел ваш рапорт, – сказал начальник отдела. – И кто, по-вашему, виновен в случившемся?

– Те, кто на тестировании не понял, что имеет дело не просто с шизоидом, а с самой настоящей шизофренией. Кто не сравнил показатели с клиническими данными.

– Это прежде всего ваша вина, – сказал заместитель начальника, отвечавший за тестирование. – Материал был перспективнейший. Но работать следовало осторожнее, а вы пустились с места в карьер и все испортили. И не в первый уже раз, между прочим.

– Он же психопат. Он держался только потому, что привык себя дисциплинировать. Работать каждый день. А под стрессом все пошло вразнос. Разве вы не видели?

– Что я видел? Я видел его отклик, я видел тонус на пике, я видел реакцию – это же уникум. Если бы его довели, он не уступил бы Седьмому!

– Седьмой – кэмээс по биатлону. А этот просто психопат. Маломерок. Это не тот отклик. Возможно, на пике он бы и не уступил Седьмому. Но сколько бы он держался там, и контроль над ним – вот в чем дело. Я считаю, что нельзя.

– Теперь нельзя, – вставил заместитель.

– Всегда было нельзя, – сказал Психолог. – И всегда было бы, как сейчас, – пароксизмы истерики с полной ремиссией между. К тому же он патологически боится боли. Он трус. И в истерику его срывают не заложенные ключи, а страх. А боится он всего.

– И в первую очередь вас. Этого у него уж точно раньше не было, – заметил заместитель, усмехнувшись.

– Во всяком случае, вашей обработки он боится тоже. Как только его отвязали, он попытался проткнуть себе барабанные перепонки. И кто же в этом, по-вашему, виноват? – спросил Психолог, глядя на заместителя.

– Стоп, – начальник хлопнул ладонью по столу. – Тут все ясно. Ваши рапорта пойдут наверх. Кому что причитается, решат там. А сейчас нужно решить, что делать с объектом.

– Он не пойдет в доработку. Он ни под какую схему не пойдет. И публичного спектакля с ним не устроишь, – сказал Психолог. – Параноидальная шизофрения. Клиника. Кокон. Его не научить ничему. Он бесполезен.

– Ваши предложения?

– Выпустить и забыть.