Операция Дубовый лист   ::   Збых Анджей

Все Они шли в неизвестность и не могли еще поверить в то, что случилось самое худшее. Они тревожно оглядывались назад, и видели только вспышки осветительных ракет на горизонте. Иногда в толпу беженцев врезался военный мотоциклист, или же их оттесняли на обочину грузовики и бронетранспортеры. Они видели солдат в касках с автоматами в руках, движущиеся орудия, но уже перестали верить в то, что когда-нибудь будет сдержан вал, накатывающийся с востока.

Эрвин вскоре заметил, что на него не обращают особого внимания, хотя он и выделялся в этой толпе. Парней в его возрасте здесь было немного, а мужчины, преимущественно престарелые, были в штатском рванье. Никаких военных мундиров, которых еще два дня назад он столько видел в своем местечке! Исчезли гитлеровские молодчики из СА, функционеры гитлеровской партии, железнодорожный персонал. Толпа немцев, вдруг лишенная униформы, как-то сразу преобразилась, посерела, осунулась.

Паренек ускорил шаг. Он горел одним желанием: как можно быстрее добраться до Добжице. До этого дед не давал ему каких-либо заданий; он только научил его говорить по-польски, рассказывал об истории Польши и происхождении их семьи. Эрвин жил как бы в двух мирах: в школе и дома. Читал только по-немецки, ибо польских книг, кроме библии, дед не держал в доме, имел приятелей, гордившихся фашистскими победами, которым он никогда не радовался. Эрвин знал, что его отец служил в вермахте, а когда пришло официальное извещение о том, что ефрейтор Ганс Томаля пропал без вести, дед шепнул внуку, что Янек, «по-видимому, находится у наших». Отец был одновременно Гансом и Янеком, да и он, Эрвин, по существу, забыл о своем польском происхождении, которое сейчас усложняло ему жизнь. Окружающая его действительность, рассказы деда и польская речь, которую он не всегда понимал, приводили его в изумление и ставили в тупик. Польское происхождение для него было давно минувшим прошлым, историей, какой-то забытой сказкой. В его глазах настоящей силой были немцы, и только сейчас, когда вдруг изменился мир, а вспышки ракет на востоке извещали о приближении настоящей силы и мощи, которая перестала быть сказкой, все, что он видел и слышал, приобрело реальность. Оказалось, что дед, спокойный, престарелый человек, уже многие годы боролся за то, чтобы здесь была настоящая Польша и чтобы он, Эрвин, наконец освободился от своей двойственности и мог говорить и думать на своем родном языке. Он не знал, что теперь будет с теми, кто бежит на запад, с кем он провел вместе столько лет. Шагая по шоссе, Эрвин думал об Эльси, которая вместе с родителями ушла из Осека и, видимо, находится где-то здесь, в этой толпе беженцев.

Наступали сумерки, Эрвин уже подходил к голове колонны, к повозкам, которые тянули измученные люди, как вдруг ему в глаза ударил ослепительный свет фонарей. Они вырывали из темноты лица идущих людей, упирались в повозки, обшаривали обочины и придорожные кустарники. Сообразил, в чем дело, но было уже поздно. На перекрестке стояли грузовики, жандармы в касках преградили дорогу. Эрвин попытался отскочить в сторону, но луч фонаря настиг его, ослепил. Он почувствовал себя совершенно беспомощным.

– У меня нет одного легкого! – кричал какой-то мужчина. – Я же не могу носить оружия. Я даже не могу ходить.

– Мы это проверим! – рассмеялся жандарм и с силой толкнул человека к грузовику.

Эрвин встал перед жандармом и выбросил руку вперед, приветствуя его.

– Хайль, – важно ответил ему жандарм. – Этот, кажется, уже в мундире. Как твое имя?

– Эрвин Томаля.

– Куда идешь?

– В Дюберитз, к дяде.

– Сколько тебе лет?

– Шестнадцать.

– Все в порядке. Годишься. Твои ровесники уже давно на фронте.

– Мой дядя очень больной, – попытался увильнуть Эрвин.