Жаворонок   ::   Столяров Андрей

Ничего иного нельзя и предположить, если, конечно, оценивать этот год в чисто формальных признаках.

Однако именно здесь, в равнинной дремоте просторов, средь оврагов, лугов, кремнистых дорог, на берегах плоской серой реки, под огромным неприветливым небом, в рассоле которого вымокает солнце, в пелене закатов, дождей, дымного весеннего марева, зарождается то, что потом отзовется эхом по всем континентам, что заставит то в гневе, то в радости трепетать миллионы сердец и с необыкновенной отчетливостью войдет в сознание нескольких поколений. Небо везде одинаково, и если «Глас Божий» (используем для простоты этот термин) все же звучит, то слышен он и в сутолоке столиц, и в дреме провинциального города.

Мы не знаем, как именно прозвучал он для Жанны. Не знаем и, вероятно, не сможем узнать уже никогда. Но вслед за Анри Барбюсом, с прямотою творческого и мудрого человека выразившегося о Христе: «Кто-то прошел…», – мы тоже можем сказать: «Что-то было…» Было что-то, о чем мы и в самом деле уже никогда не узнаем. Потому что однажды, августовским жарким утром, светящим в глаза, эта девушка, школьница, еще недавно заплетавшая банты, не говоря никому ни слова, даже матери, даже отцу (им она сообщит о своем решении, позвонив с вокзала), садится в автобус у здания городского рынка, едет, покачиваясь, мимо бесконечных свекольных полей до областного центра, покупает билет в Москву, практически исчерпав свои денежные резервы, три часа до отхода поезда дремлет в зале ожидания на вокзале, – она не дремлет, на самом деле она дрожит от внутреннего возбуждения, – наконец садится в вагон и снова от непреодолимого возбуждения прикрывает веки.

Поезд дергается, уходят назад – перрон, громадные кучи шлака, семафор, вздернувший над путями железную руку. Проползает за окном путаница околостанционных развязок. Лязгают буферы, паровоз с натугой, прощально свистит. Жанна сидит, зажмурившись и вдыхая запах дорожного дыма. Свобода и неизвестность стискивают ей сердце.

Все, история девочки с косичками завершена. С этого дня начинается совсем другая история – история Иоанны, Девы…



3

Каменные джунгли столицы всегда пугают провинциалов. Им, привыкшим к неторопливому течению жизни, дикими кажутся скопления людей на асфальте, бесконечные толпы, хлещущие из подземелья метро, набивающиеся в душноватый транспорт и едущие в неведомых направлениях. Равнодушие многомиллионного муравейника потрясает. Серые соты однообразных многоэтажек подавляют сознание. Неужели во всех этих бесчисленных зданиях живут люди? Шум, который обитатели мегаполиса не замечают, пульсирует в голове. Самое трудное – ни одного знакомого или приветливого лица вокруг. Человек, впервые попавший в столицу, чувствует себя мелкой букашкой. У него нет тайных тропок, по которым он может двигаться, не опасаясь, что случайно раздавят, нет убежища, где можно было бы переждать неблагоприятное время, нет приятелей или друзей, чтобы вовремя предупредить об опасности. Звуки, запахи, правила поведения ему неизвестны. Но и сам он вне этих связей тоже не существует. До него никому нет дела. Одних это чувство потерянности как бы сплющивает, заставляя превратиться в такого же муравья, а в других вызывает протест и жажду вырваться из рабского однообразия. Это состояние хорошо известно литературе. Ты будешь моим, шепчет по ночам Растиньяк, глядя из жалкой мансарды на крыши Парижа. Я тебя завоюю, вторит ему Оноре де Бальзак, мечась по такой же мансарде и стискивая перо сильными пальцами. Грезят они практически об одном и том же.

Однако случай с Жанной – это случай особый. Можно понять переживания девушки среди безликого столпотворения.