Жрецы   ::   Олди Генри Лайон

- А Гераклу до сих пор приносят жертвы, - как-то невпопад заметил Лукавый.

- Тому? - уточнил Аид. - Или...

- Тому, - кивнул Гермий. - Который на Олимпе.

- Он все такой же?

- А что ему сделается?! Здоровый, как бык, и такой же тупой. Геба от него без ума. Раньше никому не отказывала, а теперь - ни-ни. Только с мужем. Двоих мальчишек ему родила, Аникета и Алексиареса...

- Ты пробовал с ним говорить?

- Пробовал. Без толку. Не помнит он ничего. Вернее, помнит, но...

- Договаривай, - в голосе Аида сквозило плохо скрываемое напряжение.

- Помнит - но только то, что известно всем. Подвиги помнит, но утверждает, что совершал их сам! Гигантомахию (Лукавого передернуло) помнит плохо и все время называет ее "Великой битвой". А о том, как это было на самом деле, даже слушать не захотел. Развернулся и ушел. Хорошо, хоть по шее не съездил!

- Брата своего вспоминает?

- С трудом. Был, говорит, у меня брат, кажется, Ификлом звали... Был да сплыл. И куда подевался - не знаю. Помер, наверное.

- А отца?

- Он считает своим отцом Зевса! Я ему намекнул - еле потом удрать успел, от греха подальше! А Семья счастлива, их такой Геракл вполне устраивает...

- Про тень ты им, конечно, не говорил?

- За кого ты меня принимаешь, дядя? - обиделся Лукавый.

- Это правильно. Ни к чему. Совсем ни к чему Семье знать, что я уже не чувствую себя здесь единственным хозяином. Владыкой.

- Ты?!

- Я, Гермий. Потому что царство теней - это Я, Владыка Аид, Старший. Но с того дня, как здесь появилась тень Геракла, это уже не совсем Я. Это Я - и Он. Потому что он не теряет память! Он пьет из Леты, ходит мимо Белого Утеса по сто раз на дню и помнит все! Ты не забыл, Лукавый, как мы были удивлены, когда после смерти Ификла его тень не явилась сюда, и ты не смог отыскать ее на Гее?!

- Не забыл.

- А теперь... теперь их двое. Двое - но это одна тень. Или все-таки две? Я теряюсь в догадках. И ты не видел, Гермий, как он собирает их всех: Орфея, Кастора, Алкмену, Мегару, Лина, других... Мой пастух Менет, сын Кевтонима, безропотно приводит очередную черную корову, помогает совершить приношение - а потом часами сидит в кругу оживших теней и слушает их разговоры. Я видел: за их спинами, рядом с Ифитом-лучником, всегда стоит еще одна тень, такая же высокая, только она никогда не подходит к костру даже когда приходят Медуза, Герион...

Веришь, Лукавый - я ни разу не попытался вмешаться! Я не могу. Это удивительно, это недостойно бога, но чувство вины страшнее любого из известных мне проклятий!..

Багровые сполохи качнулись и побледнели.

Затаила дыхание Великая река.

Тишина.

- И мальчик, по-моему, тоже сохранил память. По крайней мере, отчасти, - наконец добавляет Аид.

- Лихас? Почему?!

- Не знаю. Может быть, потому что ни на шаг не отходит от Геракла как не отходил от него там. Может быть, потому что любил его больше всех, простив даже собственную смерть.

- Любил - больше всех?

- Ты прав, Гермий. Больше всех - кроме одного. Того, кого нет и никогда не будет здесь, в Аиде. Кроме отца.

Потом они долго сидели, не произнося ни слова.

- И все-таки я не могу понять, почему Геракл сохранил память! - вдруг ударил себя кулаком по колену Лукавый. - Не знаю, что было бы для него лучше; но понять - не могу! Отчего так вышло, Владыка?! Оттого, что их двое? Или оттого, что он - тень бога?!

- Может быть, Гермий. Все может быть. Но ты хорошо сказал - тень бога... Есть ли тени у нас, Лукавый? Молчишь?

- Молчу.

- Правильно делаешь.