Осада   ::   Файбышенко Юлий Иосифович

- Добрый вечер, - сказал Гуляев, входя.

- Здравствуйте, здравствуйте, - хозяин поднялся с места, - вот наконец сподобил бог узнать жильца, а то...

- Онуфрий! - перебила хозяйка, пожилая, дебелая, с грустным моложавым лицом, ни днем, ни ночью не снимавшая шали. - Садитесь, гостем будете, имя-отчеството ваше вот не знаю.

- Владимир Дмитриевич, - сказал Гуляев, садясь на стул, придвинутый ему Яковлевым.

Он уже испытывал раскаяние, что пришел сюда и пьет чай с классовыми врагами. Хорошо, хоть Яковлев здесь. Нина подвинула ему вазочку с вареньем, Яковлев - какие-то пироги. Гуляев откусил пирога и от сладости его, от забытого аромата теплой избыточной пищи весь сразу как-то отяжелел. Когда он за последние годы ел пирог? В семнадцатом году дома, в Москве, на Пречистенке. Еще жива была мать... И тут он отложил пирог и выпрямился. Перед ним сидело купеческое семейство, ело пироги и угощало его, красного следователя, а вокруг орудовали враги, может быть, друзья этого купчика, а рабочие маслозавода не получили сегодня пайка совсем.

Он посмотрел на купца, тот спокойно доедал пирог, поглядывая на гостей, собираясь что-то изречь.

- Владимир Дмитриевич, - спросила Нина, - вы поете?

- Пою? - изумился Гуляев.

- Смешно звучит в наши дни, - понимающе улыбнулась она, - но знаете, мне кажется, лучше всего отвлечься... Ведь вокруг столько ужасов.

- Ну, положим, - холодно сказал Яковлев, тряхнув своей учительской бородкой, - отвлечься почти невозможно. Вчера сожгли продовольственные склады, город остался без хлеба и продуктов, сегодня уже в двух местах была стрельба, пахнет новым бунтом, резней, закрывать на это глаза нелепо.

- А что вы можете предложить? - спросила Нина. - Смотреть на все эти ужасы широко открытыми глазами? Мы уже четвертый год смотрим!

- Но прятать голову в песок и ждать, пока тебя зарежут, это не самое лучшее, - сказал Яковлев, проницательно взглядывая на Гуляева, потом на Нину и словно бы соединяя их этим взглядом. - Не так ли, Владимир Дмитриевич?

- Правильно, - согласился Гуляев, - что вы предлагаете?

- Ничего особенного, просто хочу посоветовать властям во всех этих событиях лучше использовать имеющиеся силы. Мне, например, не по душе еще одна резня. На германском фронте я командовал ротой, а теперь сижу в канцелярии. Завтра же попрошу использовать меня по назначению.

- Вы учтены по регистрации офицеров?

Яковлев со странной, почти торжествующей усмешкой посмотрел на Нину. Она отвернулась.

- Не регистрировался.

- Как так?

- Когда устраивался в конце прошлого года на работу, в анкете не упомянул, что был офицером.

Гуляев молча смотрел на него. Яковлев ответил коротким насмешливым взглядом:

- Не нравится, Владимир Дмитриевич? Мне сейчас самому не нравится. Но раньше я думал иначе. Ни за белых, ни за красных. Ни за кого.

Гуляев допил свой стакан чаю, изредка черпая ложкой из чашки варенье.

- Не можете ли вы мне сказать, товарищ, красный товарищ, - спросил вдруг купец, - что, нынче еще не будет главной-то заварухи?

- Какой главной?

- Ну эти... Из деревень-то не пришли еще грабить? Этот, Клещ-то?

- Господи, царица небесная, ужасти какие говоришь, отец! перекрестилась купчиха.

- А то ведь стреляли, - пояснил купец, сжимая в толстых руках крохотную чайную ложечку, - до двух раз. Один раз за полудень, второй ближе к вечеру.

"Один раз эскадронцы, а второй?" - подумал Гуляев.

- Ничего страшного, Онуфрий Никитич, - сказал Яковлев, - у нас в канцелярии исполкома народ дошлый, всё знают. Первый раз стреляли - в эскадроне бунт начинался. Но его быстро прикончили. А второй раз палили здесь, рядом - бежал тут один. Его из трибунала вели, а дружки напали на охрану. Он и сбежал.

- Целый? - спросил купец.