Звездный двойник   ::   Хайнлайн Роберт Энсон

Дюбуа говорил:

– Дэк, ты безмозглый, преступный, неисправимый и совершенно невозможный лопух! Ты, может, желаешь со мной на пару загреметь на Титан – считать булыжники? Да это самодовольное ничтожество тут же в штаны наложит!

Я чуть не проморгал ответ Бродбента. Ничтожество, это ж надо! Самодовольное! Не считая естественного сознания своей гениальности, всегда считал себя человеком, в общем-то, скромным…

Бродбент: «…неважно, что карты с подвохом, когда заведение в городе одно. Джок, выбирать нам не из чего!»

Дюбуа: «Ну так привези сюда дока Скорциа, пусть применит гипноз, веселящего вколет… Но не вздумай ему открываться, пока он не созрел, и пока мы на Земле!»

Бродбент: «Но Скорциа сам говорил, что на один гипноз да химию надежды никакой. Нужно, чтоб он сотрудничал с нами, понимаешь, со-трудничал! Сознательно!»

Дюбуа фыркнул:

– Какой там «сознательно» – ты посмотри на него! Видал когда-нибудь петуха, вышагивающего по двору?! Да, с виду он вылитый шеф, черепушка такой же формы… А остальное? Нервишки не выдержат, сорвется и все испортит! Ни за что такому не сыграть, как надо, – ему до актера, как окороку до свиньи!

Если бы бессмертного Карузо обвинили в том, что он «пустил петуха», он не был бы оскорблен сильнее. Но в мою пользу безмолвно свидетельствовали Барбедж и Бут, и я спокойно продолжал полировать ногти. Однако про себя решил, что в один прекрасный день заставлю приятеля-Дюбуа сперва смеяться, а затем – плакать, и все это – в течение двадцати секунд. Я подождал еще немного, поднялся и направился в «тихий уголок». Они моментально заткнулись. Тогда я негромко сказал:

– Бросьте, господа. Я передумал.

Дюбуа несколько расслабился:

– Так вы отказываетесь?

– Я имею в виду, вы меня ангажировали. И можете ничего не объяснять. Помнится, дружище Бродбент уверял, что работа не побеспокоит мою совесть. Я ему верю. Насколько я понял, нужен актер. А со всем остальным – пожалуйте к моему агенту. Я согласен.

Дюбуа разозлился, но промолчал. Я думал, Бродбент будет доволен и перестанет нервничать, но он обеспокоился пуще прежнего.

– Ладно, – согласился он, – продолжим. Лоренцо, не могу сказать, на какой срок вы понадобитесь. Но не больше нескольких дней. И то – играть придется раз или два – по часу, примерно.

– Это не так уж важно. Главное, чтоб я успел как следует войти в роль… Так сказать, перевоплотился. Но все же – сколько дней я буду занят? Нужно ведь предупредить моего агента…

– Э, нет. И речи быть не может.

– Но – сколько? Неделя?

– Меньше. Иначе – мы идем ко дну.

– А?

– Ничего, не обращайте внимания. Сто империалов в день вас устроят?

Я немного помялся, но вспомнил, как легко он выложил сотню за небольшое интервью со мной, и решил, что самое время побыть бескорыстным. Я махнул рукой:

– Это – потом. Надеюсь, не заплатите меньше, чем заработаю.

– Отлично.

Бродбент в нетерпении повернулся к Дюбуа:

– Джок, свяжись с ребятами. Потом позвони Лэнгстону, скажи: начинаем по плану «Марди Гра». Пусть сверяется с нами. Лоренцо…

Он кивнул мне и мы прошли в ванную. Там он открыл небольшой ящичек и спросил:

– Можете вы с этими игрушками что-нибудь сделать?

Игрушки и есть – из тех непрофессиональных, но с претензией составленных наборов, какие приобретают недоросли, жаждущие славы великих артистов. Я оглядел его с легким презрением.

– Я так понимаю, сэр, вы хотите начать прямо сейчас? И безо всякой подготовки?

– А? Нет, нет! Я хочу, чтобы вы… изменили лицо. Чтобы никто не узнал вас, когда мы отсюда выйдем. Это, наверное, не сложно?

Я холодно ответил, что быть узнаваемым – тяжкое бремя любой знаменитости. И даже не стал добавлять, что Великого Лоренцо во всяком публичном месте узнают толпы народу.

– О'кей. Тогда сделайтесь кем-нибудь другим.