Осколки любимого сердца   ::   Серова Марина

Это началось полгода назад — восемнадцатого ноября. Точность этой даты я устанавливаю по записи: «Передать деньги на устройство похорон Сони Заметовой». Соня — это школьная подруга моей младшей дочери, Ани. Ей было тринадцать лет, девочки очень дружили, Соня часто бывала у нас дома. Восемнадцатого ноября прошлого года Соня и Аня пошли в кино. Сеанс заканчивался поздно, я тоже задерживался на работе и встретить их не мог, а у Сониных родителей нет машины. Тогда я позвонил Анне и сказал, чтобы они взяли такси. Девочки вышли из кинотеатра, направились к стоянке, но свободных машин там не оказалось, и они решили остановить частника. Около них почти сразу притормозила вишневая «девятка», за рулем сидел человек, которого они не разглядели, тот был до глаз укутан в толстый шарф, впрочем, ничего удивительного — была довольно холодная погода. Девочки назвали адрес, человек за рулем кивнул, они сели в машину. Аня проехала три квартала и попросила остановить машину у нашего дома. А Соня… — он сглотнул. — Ее нашли только трое суток спустя. В лесочке на выезде из города. В мусорном мешке.

— То есть как — в мусорном мешке?

— Девочку задушили, затянули на шее удавку из резинового медицинского жгута — он валялся тут же. А потом засу… положили в большой черный мешок, такой, в который дворники складывают мусор, знаете? Убийца действовал очень аккуратно, он ничего не забыл. В этом же мешке оказалась сложенная вдвое шапочка Сони — наверное, она упала с ее головы, когда девочку душили, потом сумочка с разными девичьими мазилками, использованными билетами в кино и кошельком, в котором была небольшая сумма денег. То есть преступник ничего не взял, понимаете? Просто убил ребенка и положил его в мешок, как ненужную вещь или сломанную куклу.

— Вы сказали, преступник ничего не взял. А ее не…

— Нет. Соню не изнасиловали. Не было даже следов борьбы, ничего не было. Ее просто убили и положили в мешок.

— Да. Жуткая история, — я немного встряхнулась, стараясь отогнать от себя ужасное видение убитого и сложенного в мешок ребенка. — Но почему вы решили, что это убийство чем-то грозит вашей семье?

— Сначала, конечно, никто из нас так не думал. Все мы были в шоке от трагедии с Соней. Хотя как отец — я думаю, вы меня поймете, Женя, — в глубине души я испытывал облегчение от того, что это случилось не с моей дочерью. Я знаю — это низкое и подлое чувство, но я отец, Аня выросла практически у меня на руках, и…

— И на вашем месте такие мысли были бы у каждого родителя. Это вполне естественно. Ну а дальше?

— Дальше… Мы похоронили Соню, я помог ее семье деньгами, там очень сложная ситуация, у девочки были очень небогатые родители, три брата мал мала меньше… Было заведено уголовное дело, проверили всех владельцев вишневых «девяток», но это ничего не дало — ровно никаких зацепок, и через несколько месяцев дело пришлось закрыть. Все это время моя Аня, конечно, очень переживала, винила себя, что позволила подруге одной поехать дальше с незнакомым мужчиной, плакала, отказывалась есть, не могла спать — мы с большим трудом вывели ее из глубокой депрессии. Надо добавить, что не без помощи психологов и даже психиатров… И вот только все более или менее стало приходить в норму, только Аня начала улыбаться, только у нее появились новые подружки, школьные интересы, увлечения — как опять… Опять это произошло.

— Что?! — спросила я, нахмурившись. — В беду попала еще одна девочка? Другая подруга вашей дочери?

— Да… Именно так. Хотя нет, не совсем. Это была подруга Иры.

— Ира — это кто?

— Ира — моя старшая дочь. На три года старше Ани.

— Она тоже школьница?

— Нет. Не совсем. Она… Вы знаете, лучше я покажу вам. Вот.

На стол передо мной легла фотография.