Nunc dimittis (Ныне отпущаеши)   ::   Даль Роальд

- Что она говорила обо мне?

- Право же, это даже не стоит того, чтобы повторять. Просто мне это показалось довольно странным.

- Глэдис, что она говорила? - В ожидании ответа я чувствовал, что весь обливаюсь потом.

- Ну как бы тебе это сказать? Она, разумеется, просто шутила, и у меня и в мыслях не было рассказывать тебе об этом,, но мне кажется, она действительно говорила, что все это ей немножечко надоело.

- Что именно?

- Кажется, речь шла о том, что она вынуждена обедать с тобой чуть ли не каждый день или что-то в этом роде.

- Она сказала, что ей это надоело?

- Да. - Глэдис Понсонби одним большим глотком осушила остатки бренди и выпрямилась. - Если уж тебе это действительно интересно, то она сказала, что ей все это до чертиков надоело. II потом...

- Что она еще говорила?

- Послушай, Лайонель, не нужно так волноваться. Я ведь для твоей же пользы тебе все это рассказываю.

- Тогда живо рассказывай все до конца.

- Вышло так, что сегодня днем мы играли с Жанет в канасту, и я спросила у нее, не пообедает ли она со мной завтра. Пет, сказала она, она занята.

- Продолжай.

- По правде, она сказала следующее: "Завтра я обедаю с этим старым занудой Лайонелем Лэмпсоном".

- Это Жанет так сказала?

- Да, Лайонель, дорогой.

- Что еще?

- Ну, этого уже достаточно. Не думаю, что я должна пересказывать и все остальное.

- Прошу тебя, выкладывай все до конца!

- Лайонель, ну не кричи же так па меня. Конечно, я все тебе расскажу, если ты так настаиваешь. Если хочешь знать, я бы не считала себя настоящим другом, если бы этого не сделала. Тебе не кажется, что это знак истинной дружбы, когда два человека, вроде пас с тобой...

- Глэдис! Прошу тебя, говори же!

- О Господи, да дай же мне подумать! Значит, так... Насколько я помню, па самом деле она сказала следующее... - Ноги Глэдис Понсонби едва касались пола, хотя она сидела прямо; она отвела от меня свой взгляд и уставилась в стену, а потом весьма ловко заговорила низким голосом, так хорошо мне знакомым: - "Такая тоска, моя дорогая, ведь с Лайонелем все заранее известно, с начала и до конца. Обедать мы будем в Савой-гриле - мы всегда обедаем в Савой-гриле, - и целых два часа я вынуждена буду слушать всю эту напыщенность... то есть я хочу сказать, что мне придется слушать, как он будет бубнить про картины и фарфор - он всегда бубнит про картины и фарфор. Домой мы отправимся в такси, он возьмет меня за руку, придвинется поближе, на меня пахнет сигарой и бренди, и он станет бормотать о том, как бы ему хотелось, о, как бы ему хотелось, чтобы он был лет на двадцать моложе. А я скажу: "Вы не могли бы опустить стекло? " И когда мы подъедем к моему дому, я скажу ему, чтобы он отправлялся в том же такси, однако он сделает вид, что не слышит, и быстренько расплатится. А потом, когда мы подойдем к двери и я буду искать ключи, в его глазах появится взгляд глупого спаниеля. Я медленно вставлю ключ в замок, медленно буду его поворачивать и тут - быстро-быстро, не давая ему. опомниться, - пожелаю ему доброй ночи, вбегу в дом и захлопну за собой дверь... " Лайонель! Да что это с тобой, дорогой? Тебе явно нехорошо...

К счастью, в этот момент я, должно быть, полностью отключился. Что произошло дальше в этот ужасный вечер, я практически не помню, хотя у меня сохранилось смутное и тревожное подозрение, что когда я пришел в себя, то совершенно потерял самообладание и позволил Глэдис Понсонби утешать меня самыми разными способами. Потом я, кажется, вышел от нее и был отправлен домой, однако полностью сознание вернулось ко мне лишь на следующее утро, когда я проснулся в своей постели.

Наутро я чувствовал себя слабым и опустошенным.