Отпущение грехов   ::   Серова Марина

Один шагнул ко мне и что-то сказал… я не разобрал… просто какое-то нечленораздельное бульканье. Он повернулся к остальным и потом… потом протянул ко мне руку. И тут я вырубился. Вырубился, как будто меня шандарахнуло током в триста восемьдесят вольт. Последнее, что видел, – это белая вспышка, которая сорвалась с его пальцев и упала на меня.

Докукин договорил и, задыхаясь, умолк, лихорадочно сверкая на меня обычно тусклыми и маловыразительными, блеклыми глазенками.

– Так обычно начинается очередная серия «Секретных материалов», – произнесла я и, видя, как протестующе напрягся и дернулся было в мою сторону Николай, быстро добавила:

– Нет, я хочу тебе верить, но…

– Но пока не находишь для этого оснований, так? – договорил он с непривычной для него жесткостью.

– Быть может.

– Но это еще не все, – сказал он совершенно без выражения. – Рассказы о страшных аномальных явлениях и изрубивших себе руки старушках – это, конечно, занимательно. Но малоосязаемо. Так вот, Женечка… я принес доказательство того, что меня действительно посещали ночью.

И Докукин бросил на журнальный столик сложенный вчетверо лист бумаги.

– Это я нашел утром… то есть когда проснулся… очень поздно, в час дня… и подумал, что пора бы ограничить общение с компьютером и лимитировать работу в лаборатории… а то слишком я перегружаю себя. Эта бумага лежала у ножки кровати…

Я не без трепета развернула лист и увидела обыкновенную компьютерную распечатку. Три строчки крупным шрифтом, гласившие: «Будьте сегодня в 18.00 возле ресторана „Джентльмен удачи“. Сядьте за дальний угловой столик. Настоятельно не рекомендуем пропускать эту встречу или обращаться в милицию. Не бойтесь».

– Вот это уже ближе к истине. А то, понимаешь, чертовщина всякая…

– Но эта бумага вовсе и не доказывает, что в нашем поселке не пахнет этой чертовщиной. С тех пор как половодье затопило кладбище, ночью на улицу осмеливаются выходить только отчаянные смельчаки… в основном алкаши, у которых кончился самогон.

– Погоди. Что ты там сказал о затопленном кладбище? Ты что, хочешь сказать, что это как-то связано с теми аномальными происшествиями в вашем микрорайоне?

– Все жители в этом уверены. А среди них, если хочешь знать, немало очень образованных и здравомыслящих людей… а не то, что ты там подумала: темные старушки с образованием в два класса церковно-приходской школы, синеморы, которые имя-то свое не всегда помнят, да шпана…

– Ага… опись гаешная халабудит, – согласилась я.

– Чего?

– Да это у Довлатова есть такой герой… Михал Иваныч Сорокин. Это он так говорил о распоясавшейся молодежи: дескать, опись гаешная халабудит. Ладно. – Я взглянула на часы. – Времени тебе осталось уже не так много. Что думаешь делать?

Он поднял на меня искаженное мучительной нерешительностью и откровенным страхом лицо:

– Не знаю…

– Может, тебе просто не идти?

– Вот я и пришел к тебе, чтобы ты посоветовала… ты ж в этих делах человек опытный, так что… м-м-м… вот.

Я пожала плечами.

– Ну, даже не знаю… у меня, конечно, были на этот вечер совершенно иные планы, но… почему бы и не сходить в «Джентльмен удачи»?

– Женечка! – умоляюще проскулил он и посмотрел на меня взглядом, каким щенок смотрит на своего хозяина, когда тот раздумывает, наказывать ли ему нашкодившего питомца или же не стоит.

Я решительно поднялась:

– Ну что же… тогда подожди меня здесь, я пойду соберусь. Посмотрим, что там за чертовщина.

Докукин издал неопределенный горловой звук, вероятно, свидетельствующий о некотором облегчении, посетившем его скорбную душу.