Охота на лошадей   ::   Френсис Дик

Если же группы крови не совпадают, то, значит, отец – какой-то другой жеребец.

– И так же, как у людей, вы можете сказать, какой жеребец не был производителем данного жеребенка, но не можете определить, какой из жеребцов с одинаковой группой крови был производителем? – спросил я.

– Да, это так.

Мы помолчали. Потом он придумал новый ход:

– Если мы сумеем доказать, что ни один из жеребят так называемого Мувимейкера на самом деле не мог быть произведен Мувимейкером, но, судя по группе крови, мог быть произведен Шоуменом, то припрем Оффена к стене.

– А разве он не мог, прежде чем купить Мувимейкера, удостовериться, что группы крови у Шоумена и Мувимейкера совпадают? То есть я имею в виду, что если он занимается разведением чистокровных лошадей, то должен знать о существовании анализа крови.

– Да, это вполне вероятно. – Рутс снова помрачнел. – И так же вероятно, что группы крови у Сентигрейда и Оликса тоже совпадают. – Он вдруг поднял глаза, и я не успел спрятать улыбку. – Понимаю, вам это кажется смешным, – сухо проговорил он. – Перед вами не стоит такая скандальная проблема. Скажите, ради бога, что нам теперь делать с Племенной книгой? Потомство Мувимейкера – это на самом деле потомство Шоумена, и кобылы из этого потомства уже принесли новых жеребят. Во втором поколении произойдет смешение... Как мы теперь выберемся из этой путаницы?

– Даже если вам удастся доказать, что Мувимейкер не мог быть производителем тех жеребят, которых ему приписывают, – я изо всех сил старался скрыть смешок в голосе, – то вам не удастся доказать, что производителем этих жеребят был Шоумен.

Он с комическим огорчением посмотрел на меня.

– Ну какой же другой производитель мог дать такое великолепное потомство? – Рутс покачал головой. – В конце концов мы пришпилим Оффена. Подождем, пока Оликс и Шоумен будут идентифицированы и пока их первое официальное потомство выиграет столько же соревнований, сколько и предыдущее, зарегистрированное как потомство Мувимейкера, и пусть тогда Оффен попробует сказать, что это две старые клячи, которые он дал племяннику, чтобы тот поездил верхом. В конце концов мы припрем его к стене.

– Скандал года в мире скачек, – улыбнулся я.

– Года? Вы шутите! Скандал века!

В тот же вечер мы с Линни вылетели из аэропорта Кеннеди, пообедали над Канадой и через три часа позавтракали в Ирландии. Перерыв между едой я провел, наблюдая, как она спала, откинув кресло. Кожа у нее была нежной, как у младенца, и выражение лица тоже совершенно детским. Бутон, которому еще долго расти, чтобы стать женщиной.

В Хитроу нас встретил Кибл. Как обычно, шел дождь. Линни горячо поцеловала отца. Он зашел так далеко, что пожал мне руку. На левой щеке у Кибла осталась невыбритая полоска, глаза быстро моргали за запотевшими стеклами очков. Санта-Барбара осталась в шести тысячах миль позади. Мы вернулись домой.

Кибл предложил выпить кофе, прежде чем мы уедем из аэропорта, и спросил у дочери, хорошо ли она провела время. Двадцать минут, не останавливаясь, Линни выкладывала свои впечатления. Ее загорелая кожа контрастировала с серым пасмурным утром, а карие глаза сияли.

Когда Линни замолчала, чтобы передохнуть, Кибл перевел взгляд на меня и чуть нахмурился.

– А вы что делали?

Вместо меня ответила Линни.

– Он довольно много времени проводил с нами на пляже, – не очень уверенно проговорила она.

Кибл погладил ее руку.

– Нашли лошадей?

Я кивнул.

– Всех трех?

– Да.

– Я обещал Дэйву, что завезу вас в больницу сразу из аэропорта. – Кибл вопросительно посмотрел на меня. – Он еще там, но на следующей неделе его выпишут.

– Мне надо многое сказать ему, и Дэйву придется многое решить.