Охота на ведьму   ::   Серова Марина

Восемь рук взялись за перекладину креста, подняли и, наклонив его влево, перевернули изголовьем вниз — поставили мягко, без стука.

Древний, глубоко дохристианский символ движения по пути добра превратился в свою противоположность, а соучастницы, объединенные единым благоговейно-молитвенным порывом, постояли, соприкасаясь в тесноте телами, склонив головы перед величием предстоящего действа, и разошлись в разные стороны по углам стола.

Спящая на нем жертва дышала неслышно и ровно. Еле заметно шевелилась складочка рубашки на высокой груди. Ее лицо было бледным даже в красно-оранжевом пламени чаши.

— Бог предал в наши руки девственницу, — глухим голосом проговорила седая, с нежностью проводя ладонью по волосам девушки. — Бог послал нам девственницу в момент, когда мы готовы воспринять великий урок изменения сознания!

Три пары сияющих счастьем глаз смотрели на седую не отрываясь.

— И теперь она наша посланница к Силе. Мы вольны отправить ее в места нездешние, восприняв нисходящую на нас способность к изменению сознания.

Седая простерла руку над грудью жертвы.

— А когда мы усвоим урок и обретем возможность восприятия, она вернется к нам с благословением Начала всех начал и проводит к источнику мировой Славы. И дай нам бог пройти по этому пути!

Седая обеими руками взялась за расстегнутый ворот рубашки, нагнувшись, рванула так, что заколебалось красно-оранжевое пламя. Тонкая ткань с треском распалась, обнажив грудь посланницы. Соучастницы, дружно взявшись, быстро освободили расслабленное сном тело от остатков одежды.

— Приступим во имя Источника всех сил!

Седая, закатав до локтя рукав, протянула вперед руку ладонью вверх. Стоящая рядом взяла нож и рукоятью вперед передала его соседке. Побывав в руке каждой, каждую приобщив к действу, нож лег в ждущую его ладонь. Седая ввела влажно блестящее, косое лезвие в пламя чаши и подняла нож над головой. Обнажила оскалом белые зубы и, шумно выдохнув, ударила им обнаженное тело.

* * *



Костя, как, на мой взгляд, и полагается мужчине, сильному телом и духом, проснулся раньше меня. И, как полагается мужчине, разрядившемуся за ночь в достаточной степени, проснувшись, не стал меня тревожить, а, тихо встав, удалился от ложа, оставив даму нежиться в сладкой утренней дреме.

Сонно поразмышляв над всем этим, я встала и, завернувшись в тяжелый халат, отправилась на поиски своего рыцаря, испытывая, как и полагается даме, легкое смущение перед его первым взглядом, вполне протрезвевшим после ночных неистовств.

Костик мой, как всегда, на высоте! Кофе мне в постель он, конечно, подавать не будет. Да я и сама не позволю, и он об этом знает. Кофе у него на столе стоит, паром исходит, меня дожидается. Не первый раз так: я — к столу, а он — кофе на стол. Предугадывает мое появление, что ли?

Костя спешит мне навстречу, а я позволяю проводить себя, как дорогую гостью, к своему обычному месту — к табуреточке между столом и окошком, рядом с батареей отопления. Сейчас я тепла, мягка и во всем с ним согласна. Возражаю только против кофейной чашечки, заменяю ее добрым бокалом.

Мы улыбаемся друг другу и молча потягиваем ароматный, обжигающий напиток.

— Уйдешь? — спрашиваю его об очевидном.

Он морщит лоб гримасой: надо, мол, куда деваться!

«Знаю!» — отвечаю ему взглядом и влезаю в холодильник — соорудить громадный бутерброд ему на прощанье, такой, как он любит. У меня даже руки подрагивают во время этой работы — досадно!

Всегда одно и то же. Да не навек же мы расстаемся! А не расставаться нельзя. Разная жизнь у нас, и мы слишком разные. Он, к примеру, всегда будет больше сэнсэем, чем мужем, какую бы принцессу на горошине или белокурую бестию ни подай ему в постель.