Пальцем в небо   ::   Серова Марина

Вдруг он уже покинул свой дом? А я тут до сих пор и усом не веду… Ну нет, Танечка, так нельзя относиться к своей работе!»

Смекнув, что муха все равно никуда не денется, а если и денется, то этим лишь облегчит мне жизнь, я бросила свернутую газету на тумбу, наспех накрыла постель и пошла собираться. Заранее зная, чем мне сегодня предстоит заниматься и что излишняя привлекательность может только навредить, я выбрала из гардероба черное платье безо всяких украшений и черные, на низком каблуке туфельки.

Одевшись, я тщательно зачесала волосы назад и собрала их в хвост, затем слегка подкрасила ресницы и губы и направилась к двери. На выходе я притормозила лишь на одну секунду, чтобы снять с вешалки свою сумочку и открыть замок, и уже через пару минут спускалась вниз к машине. Я даже не позволила себе выкурить сигарету, а сразу поехала к дому Щербакова. Захотелось есть, но медлить мне уже было нельзя. Что ж, сама виновата, нечего было мушиной возней заниматься. Так что завтракать предстояло позднее и тем, чем придется. Не особо на это сетуя и давно привыкнув к нерегулярному питанию, я запросто могла варьировать своим графиком приема пищи так, как мне хочется. Как правило, это очень помогало во время слежек и иных затруднительных ситуаций.

Вовсе не страдая от голода, я быстро добралась до небольшой трехэтажки, в которой проживал Щербаков, и посмотрела на его окна. Их местонахождение я вычислила сразу, только лишь взглянув на номер квартиры. В окнах сейчас горел свет, но это еще не означало, что Виктор все еще дома. Щербаков вполне мог жить не один. Однако ничего другого не оставалось, как ждать.

Отъехав немного в сторону и поместив машину на обочине, я слегка расслабилась, достала сигарету и закурила. Дым заставил меня немного приоткрыть окно и позволить ветру свободно продувать салон. Голова моя мгновенно поборола остатки сонливости, порой накатывающие на мой спящий еще организм, и заработала более активно. Я стала думать, как мне узнать Щербакова, если он выйдет.

«Заглянуть в окно невозможно, слишком высоко, — перебирала я все возможные варианты. — Бинокля у меня тоже с собой нет, все забываю положить его в машину. Все, кто будет выходить из подъезда, мне неизвестны, и можно легко спутать одного с другим. Как же тогда быть? Расспросить о подозреваемом живущих в этом же доме? Слишком опасно, они же ему все и расскажут. Может, самой встать этажом выше и ждать, когда из квартиры появится кто-то того же возраста, что и мой подозреваемый?.. А что, вроде бы неплохая идея, тем более что я смогу остаться незамеченной, если быстро сбегу вниз и вернусь в машину, пока хозяин запирает дверь. По-моему, так и стоит сделать».

Выйдя из машины, я захлопнула уже дверцу и даже сделала шаг в сторону дома, когда меня посетила мысль, более простая и не требующая дополнительных усилий: «А что, если позвонить Родниченко и попросить его описать всех тех друзей, которых я еще не проверила? И сейчас это будет более удобно, и потом может понадобиться. По-моему, вполне умное решение».

Открыв дверь машины, я присела на краешек сиденья, достала из сумки сотовый и набрала номер Родниченко. Потом поднесла трубку к уху и, как только ее сняли, сказала:

— Петр, доброе утро. Извините, что потревожила так рано, но мне нужно, чтобы вы описали кое-кого из своих друзей. Можете это сделать?

Совершенно сонным и еще плохо контролируемым голосом Петр вяло ответил, что сможет, и попросил назвать тех, кто мне нужен. Я перечислила ему оставшуюся четверку и стала ждать, когда он соберется с мыслями. Наконец Родниченко медленно повел свой рассказ. Описания у него и правда выходили не особо красочными, но мне их было вполне достаточно.

— Щербаков высокий, смуглый, скулы впалые, нос острый, глаза голубые, волосы темные, коротко стриженные. Главная отличительная черта — шрам на шее. Еще в школе Щербаков свалился с дерева и содрал большой кусок кожи с шеи.