Палаццо Дарио   ::   Рески Петра

Говоря об этом, он выпил несколько стаканов мерло.

– Подумать только, ведь эта книга может быть переведена на все языки мира! Только здесь, у себя на родине, это никому не нужно! Кошмар!

В Восточный музей пришел новый директор, который не прибавлял Ванде знаний о Венеции, зато устраивал одну выставку за другой. От этого стало как-то неуютно.

– Вот глупость! – сказала Мария, с шумом выпустив дым, и раздраженно придвинула к Ванде пачку бумаги, которую она читала. – Вот здесь, специально для тебя. Может, тебе и понравится, ведь ты неаполитанка.

Ванда проглотила укол и пододвинула пачку к себе. Это была ксерокопия рукописи.

– Морозини принес. Ты должна прочитать, – сказала Мария, погасила сигарету и начала доставать морские продукты.

– Рыбный суп? – спросила Ванда.

– Рыбный суп, – ответила Мария.

– Бедный Радомир. Он так его любил. Особенно с шафраном.

Она кашлянула, затем придвинулась к столу и начала читать. Мария чистила дары моря.

Прошло несколько часов. Суп стоял остывшим, а Ванда все читала. Иногда она начинала смеяться, и тогда Мария говорила: «Я знала, что тебе понравится». Наконец Ванда положила всю пачку в сумку. Она торопилась. У причала ее ждал Примо. Это была их первая прогулка на лодке после долгой зимы. Ванда, сбежала вниз по ступеням и открыла двери в портик. Издалека она увидела бирюзовую лодку Примо.

– Ну и денек! – сказал Примо, помогая ей сесть в лодку. – Японцы, японцы, японцы.

Ванда устроилась поудобнее. Она прикрыла колени пледом и, вытащив бумажную стопку, улыбнулась Примо.

– Если меня еще хоть раз попросят грести в гондоле с серенадами, я кого-нибудь из них убью, – сказал он.

– Блестящая мысль! – ответила Ванда и разгладила листы бумаги. – Но не забудь утопить и певца.

Они плыли мимо церкви Санта Мария делла Салюте.

– Бессмысленно, – сказал Примо.

– Что? – испуганно спросила Ванда. Она сосредоточенно разбирала перепутавшиеся страницы рукописи.

– Жить в Венеции, – ответил Примо.

– Действительно, – задумчиво ответила она, ища нужную страницу.

Похоже, Морозини близко к сердцу принял критику издателя Мондауди и откровенно изменил стиль последней главы, что слишком резко выбивалось из общей картины: ни тебе «всемирно известного Большого канала», ни «полуночного сияния», ни одной любовной сцены.

Ванда читала, а Примо продолжал жаловаться на японцев, которые носятся по Италии с такой скоростью, что в гондолах сидят уже словно оглушенные.

– Прости, что перебиваю, – сказала Ванда, – но не мог бы ты мне дать дочитать главу?

Сиял первый весенний день, был штиль, небо было синим, как бархатная подушка, и лагуна безмятежно дремала, не желая шевелиться.



25

«Последняя на данное время часть драмы.

Радомир Радзивилл, или Правдивая история»



«Стоял один из тех ясных дней ранней осени иди позднего лета, когда Радомира Радзивилла, последнего владельца Палаццо Дарио, несли в гробу.

Никто точно не знал, был он поляком или скорее всего русским. Радомир Радзивилл. Необычное имя. В Радзивилле было что-то авантюрное. Слишком экзальтированный. Слишком. Одно то, как он сидел в кафе «Флориан», а его все разглядывали… Конечно, Венеции такие люди нужны, но у него все было чересчур. Многие венецианцы считали, что он и дворец купил только для того, чтобы обессмертить себя. Он купил палаццо. Из тщеславия. От самовлюбленности. Но такого ужасного необъяснимого конца он, конечно, не заслужил.

А с другой стороны, так должно было случиться. Он знал, на что шел. Его предупреждал весь город. «Берегитесь!» – говорили ему, указывая на то, что ни один из владельцев Палаццо Дарио не умер своей смертью. Роберт Баулдер – застрелился. Фабио делле Фенестрелле – убит. Мик Суинтон – проломил затылок.