Как на Дерибасовской угол Ришельевской   ::   Смирнов Валерий Павлович

Уже к вечеру и чекисты, и менты знали, кто постарался, чтобы профессорская хата стала похожа на то, за что в конце концов боролись большевики. Однако, учитывая, что гражданин страны победившего Октября Поздняков имел постоянную прописку только в местной тюрьме, его было взять куда сложнее, чем того же Брунштейна. И как ни кололи менты корешей Позднякова насчет его малины, они молчали, словно бесстрашные подпольщики в застенках кровавых белогвардейцев. Потому что знали: длинный язык ведет не столько до Киева, сколько до Валиховского переулка.

Но тут прибежали чекисты и сказали ментам «Ша!». И объяснили знакомым Позднякова, что это преступление вовсе не уголовное. Что они располагают фактами найма Фили международной разведкой. И вместо обычной работы скурвившийся за стакан жемчуга Поздняков сделал самый настоящий теракт, опозорив звание советского человека-налетчика. После этого один Шая-патриот, который свято верил, что ворует в самой передовой у мире стране, берет и закладывает Позднякова. И получает в награду устную благодарность чекистов, а спустя два дня – место на еврейском кладбище.

А пока чекисты едут у «черном вороне» за террористом-международником. И это была их ошибка. Если бы за Поздняковым пришли менты, они бы взяли его, как обычно. Потому что хорошо изучили манеру поведения своих подопечных. А чекисты ее даже не знали. Они сделали все по привычке, только без понятых. Вломились на хату, словно до какого-то там недобитого академика. И сразу поняли, что здесь что-то не так.

Ну, обычно они на рассвете вдирались на чью-то квартиру; хозяин окончательно не проснувшийся перед работой, жена его воет, дети сопливые всех подряд за цырлы хватают, у соседки-понятой бигуди на голове раком становятся: столько лет в одной хате с матерым шпионом, а он, сука, до сих пор никак не зарезал ее, передовика-многостаночницу. Потом арестованный начинал буянить, что это ошибка и он лично напишет товарищу Сталину, а чекисты безоговорочно кивали головами, потому как в отличие от этого будущего жмура знали, что он может написать, когда ему дадут ручку. Может только и написать: «Папа-Сталин, Родина-мать, прости мене, засранца и шпиона». И не иначе. Иначе писать нечем будет.

А тут их встречает совершенно незаспанный Поздняков и вместо того, чтобы орать за недоразумение и намекать за послание в Кремль, ведет себя совсем нетрадиционно. Наглядно доказывая, что он верит советской власти совсем в другую сторону, чем профессор Брунштейн. Потому что если бы за ним пришли менты, он бы в который раз пошел в тюрьму честным вором. Но Позднякову так же хотелось иметь звание врага народа, как уже покойному Крюкову свой геморрой, из-за которого все началось. И что он делает? Он делает себе дырки у кармане твинчика. С такой быстротой, что чекисты даже не успели понять, откуда в них летят свинцовые пилюли, которые не способствуют пищеварению. А потом Филипп Степанович высовывается черным ходом на улицу и не спеша прогуливается до «черного ворона», где спокойно ждет очередного будущего строителя Беломорканала или просто безмогильного шофер, примеряя на себя в мыслях орден Красного Знамени. Поздняков спокойно прикуривает у этого шофера, а потом делает ему дырку как раз в том месте, где уже покойный мечтал провертеть ее собственноручно, чтобы носить орден. И уезжает сам себе, безо всякого конвоя, на тогда еще бездефицитном бензине.

Тем временем начальник отдела сидит у себя в кабинете и удивляется, чего так долго не идут его бойцы. Не ведут главагента империализма, подстроившего такую диверсию. Хорошо хоть другие ребята наконец-то нашли хату наподобие профессорской, значит, не всех гадов еще в этом городе выдавили.