Клошмерль   ::   Шевалье Габриэль

Далеко внизу голубовато мерцает Сона. Октябрьская теплынь усиливает запах молодого вина, разносящийся не только по городку, но и по всей округе.

– У вас есть какая-нибудь идейка, Тафардель? – спросил мэр.

– Идейка, господин Пьешю?

И они снова принимаются ходить. Учитель задумчиво покачивает головой. Он приподнимает шляпу, которая давно сузилась от ветхости и стискивает ему виски, препятствуя мыслительному процессу. Затем снова аккуратно водружает её на голову. Они пересекают площадь ещё раз.

– Ну как, вы что-нибудь придумали, Тафардель?

– Как вам сказать, господин Пьешю… Недавно меня осенила одна мысль, и я предполагал обсудить её с вами. Ведь кладбище принадлежит городу? Стало быть, это сооружение общественное?

– Разумеется, Тафардель.

– Почему же в таком случае оно остаётся единственным сооружением в Клошмерле, где отсутствует республиканский девиз «Свобода, равенство, братство»? Разве тем самым Республика не признаёт, что её власть кончается у порога вечного отдохновения? И разве мы не признаём тем самым, что мёртвые лишаются руководства левых партий? Сила попов, господин мэр, в том, что они присвоили себе мертвецов, и мы обязаны показать, что имеем на них не меньше прав.

Воцарилось многозначительное молчание – предложение обдумывалось. Затем мэр ответил мягко и дружелюбно:

– Хотите знать моё мнение, Тафардель? Мёртвые – это мёртвые. Оставим их в покое.

– Но мы и не собираемся их беспокоить. Мы только хотим защитить их от произвола реакции, ибо отделение церкви от государства…

– Не будем об этом говорить, Тафардель. Поверьте, мы увязнем в делах, никого не интересующих. И потом это произведёт неважное впечатление. Нельзя же помешать кюре бывать на кладбище, верно? И бывать там чаще других. А всё, что мы могли написать на стенах… И потом мёртвые – это прошлое. Мы же обязаны смотреть вперёд. Стало быть, и ваша идея, Тафардель, должна быть обращена в будущее.

– В таком случае, господин мэр, я возвращаюсь к моему предложению о муниципальной библиотеке – книги её просветят умы наших горожан и нанесут последний удар застарелому фанатизму.

– Не будем терять времени на эту затею. Я вам уже говорил: в Клошмерле не станут читать ваших книг. Думаете, я сам много читаю? Нашим горожанам вполне хватает газеты. Ваш проект нас только обременит и не принесёт никакой пользы. Найдём что-нибудь более эффективное и достойное такой передовой эпохи, как наша. Итак, Тафардель?

– Я подумаю, господин мэр. Но, простите за нескромность, возможно вы сами…

– Да, Тафардель, я давно обмозговываю одну идейку.

Однако вопроса он не задаёт, ибо вопросы, как ничто другое, лишают обитателя Клошмерля всякого желания говорить. Тафардель не выказывает ни малейшего любопытства. Полный доверчивости, он ограничивается одобрением:

– Раз у вас уже есть идея, господин мэр, нечего больше и думать!

Тут Пьешю останавливается посреди площади, возле липы, и смотрит на улицу, желая убедиться, что никто не идёт в их сторону. Засим он подносит руку к затылку, отчего шляпа съезжает ему на лоб, и, глядя под ноги, с минуту почёсывает себе темя. Наконец, он решается:

– Сейчас вы её узнаете, Тафардель… Я хочу воздвигнуть за счёт города одно сооруженьице.

– На средства города? – изумляется учитель, отлично знающий, как непопулярны любые начинания, связанные с тратой муниципальных денег. Однако он не спрашивает, что это будет за сооружение и каких расходов оно потребует: он хорошо знает благоразумие, осторожность и ловкость мэра. Впрочем, мэр теперь уже говорит сам: – Вот именно, сооружение! Сооружение, в равной степени способствующее и гигиене, и нравственности. Посмотрим, насколько вы сообразительны.