Особенности международной рыбалки   ::   Торин Александр

Папа вытирал рукой разбитую губу, а Уфук тараторил что-то успокаивающее, периодически поглаживая старика по голове.



9

На обратном пути мы молчали. Говорил только турецкий папа. Он как-то мгновенно постарел, ссутулился, стали видны морщины на лице, высохшая кожа и усталые глаза. Руки его дрожали. Почему-то казалось, что этот человек провел всю жизнь, работая в поле с мотыгой в руках.

Когда гости вылезали из машины, папа неожиданно замолк. Он стоял и смотрел на нас слезящимися глазами. Уфук попытался выдавить из себя что-то вроде «спасибо», но не смог. Неловкость развеял Серега, поднявший в воздух два пальца.

– «Галатасарай» – чемпион! – заявил он.

– Галатасарай, – просветлел папа и помахал рукой.

– Серый, ты чего ему сказал? – удивился Женька.

– Это у них футбольная команда. Типа нашего «Спартака», – снизошел до объяснения Сергей.

– А вообще-то, мы здесь расслабились. Нежными стали, тонкокожими, чувствительными, – пришло мне в голову. – В Европе скинхеды турок по ночам жгут, а уж про Россию я молчу. Там бы тебя, Серега, менты по морде сразу отделали, да и сапогами по ребрам, и никому ничего не докажешь.

– Да все лучше, чем цивилизованным фашизмом заниматься. Когда бьют сапогами, все просто и понятно, а тут… Мразь.

– А это себе скажи спасибо. Дикарь. Надо было действовать цивилизованно, а не удочку из рук вырывать.

– И как это – цивилизованно – по-твоему?

– А надо было вежливо сказать с Оксфордским выговором: «Вы не правы, сэр».

– Да ну тебя на хрен. Заколебало все, – Серега задумался. – И на кой хер мы здесь живем?

– Ну, это вопрос философский. Потому что дома работы для нас нет, бизнесом заниматься не умеем, или не хотим, и так далее.

Мы заехали в магазин. Купили мясо и водку. Потом завалились к Сереге, мясо зажарили и съели, водку выпили. Серегу в последнее время почему-то тянет на черно-белые ленты сталинских времен, он объясняет это генетической памятью. Так или иначе, этой ночью мы смотрели «Два бойца». Над тихим кварталом одноэтажных домиков разливался нестройный хор, поющий «Шаланды, полные кефали». Потом пришла соседка и попросила нас петь потише, потому что мы мешаем ей работать. «Я работаю дома», – возмущенно объясняла она. Когда соседка ушла, мы тихонько спели про «Темную ночь». Около полуночи за Шуриком приехала смирившаяся со своей участью Маринка, а мы остались ночевать у Сереги, и долго обсуждали, победил бы Гитлер в войне, не будь у нас Сталина.

Ночью мне снился кошмар. Была война, и на каждом шагу вооруженные автоматами патрули проверяли документы. Завтра нас должны были выгнать из домов и расстрелять. Я собирался прорываться на юг, почему-то на мотоцикле, который никогда до того не водил. Мне уже удалось выбраться за город, как две капли воды напоминавший небольшую голландскую деревушку, в которой я когда-то прожил несколько недель. На асфальтовой дорожке, среди невысоких сосенок и холмиков, поросших вереском, меня с ухмылкой поджидал вчерашний рэйнджер. Он был в нацистской форме со шмайсером.



10

Суд назначили только через пять месяцев. Обвиняли нас в браконьерстве и оказании сопротивления при задержании, за что полагался штраф, а в худшем случае до полутора лет тюрьмы.

С адвокатами нам не везло. Один из них, дорогой и приличного вида, пожал плечами и отказался вести дело. Он считал, что доказать превышение рэйнджером своих полномочий будет практически невозможно, а бояться нам следует только штрафа на кругленькую сумму. Другой почти было согласился, но произвел на меня впечатление мелкого жулика, так как сочувственно вздыхал и клялся, что только он сможет спасти нас от тюремных решеток. Третий заломил огромный гонорар и потребовал половину вперед.