Под парусом (сборник)   ::   Вишня Остап

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вон черный с волосатой, как у библейского Исава, грудью, лысый, с ассиро-вавилонской бородкой дядя выставил раздутый до барабанных размеров желудочно-кишечный тракт и сопит, и кряхтит, и ерзает...

Из синдиката, наверно... Что он выжаривает? Может быть, рабоче-крестьянскую инспекцию, может быть, накладные на "казенную" квартиру и на десятисильного "бенца"... Он стоически лежит под горячими стрелами, переворачивая своего Homo sapiens'a с живота на спину и со спины на живот...

Он бы, верно, с радостью выжарил из себя всю Советскую власть, чтобы опять сидеть в своей банковской или промышленной конторе и работать для восстановления мирового "народного" хозяйства и для всемирной культуры...

Иногда он вскакивает и идет, осторожно ступая по гальке, к морю... Ступит бережно в воду, остановится, заткнет большими пальцами уши, указательными -- ноздри и:

-- Уф!

Окунается в море...

Окунувшись, вертит ассиро-вавилонской бородкой, как козел, и озирается вокруг...

А кругом ребята хохочут, даже море смеется. Они кувыркаются, как дельфины, ныряют, подплывут вдруг к ассиро-вавилонской бородке и ляпнут по тресто-синдикатской "барыне".

-- Ух, мерзавцы! Поймаю, голову оторву! Хулиганы! Тогда уж не поплаваешь, сукин ты сын!

А ребята катаются со смеху.

Станут вокруг, заткнут уши и ноздри пальцами...

-- Заткни, Петька, еще одну дырку, а то рук не хватает! -- И:

-- Уф!

Окунаются в море. Дразнят "барина".

Волосатое чрево с сердцем плюет, ругается и вылезает на берег.

Петька стремглав кидается к нему с криком:

-- Кот!

"Барин" в ужасе подпрыгивает и падает на гальку.

А ребята уже кувырком в море, с криками поплылии к скале, что торчит среди волн, белой пеной обрызгана.

-- У-у! Ракальи!

И лежат вповалку "православные", прогреваются...

А солнце их кипятком, кипятком...

И стонут, и охают, и кряхтят "православные", с боку на бок перекатываясь.

А потом вскакивают, бегут к морю, бросаются в его волны сине-зеленые:

-- Ух! Ух! Ух!

И кружатся, хлопают, плещутся... Хорошо! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Проходит иной раз мимо мужской стороны прекрасный пол... И заслоняется платочком, и отворачивает личико и лишь одним глазом из-под платочка: зырк! зырк!

Анатомией человеческого тела интересуется.

А иногда кто-нибудь из Аполлонов на женскую забредет "задумавшись". Тогда веерами взлетают полотенца и экстренно прикрывается все, что составляет непреложную принадлежность прекрасной половины рода человеческого...

Чтоб не сглазил ненароком!

А вот у камня старичок, усы торчком. Он бесстрастен и невозмутим. Пришел исключительно с лечебной целью. Рядом с ним бинокль. И когда никто не видит, он поскорее за бинокль и... на женскую сторону...

"Лечится" старичок. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А на стороне на той, на женской, как раз вытаскивает из моря свои телеса какая-то Венера, пудов этак на девять с половиной.

Под ее "гибким" станом галька скрипит, а волны о нее разбиваются, как о скалу Деву...

У нее, очевидно, чахотка "восемнадцатой стадии"...

Вытащила и расплылась студнем на берегу. Тяжело дышит, две подушки на груди подкидывая...

Заслонила горизонт...

Так и хочется сказать словами Саши Черного:

Мадам! Вы задом

затмили солнце.

А солнце прекраснее вас!

1927