Распутин   ::   Тэффи Н А

Муж все шептал ей что-то и пил за мое здоровье.

- Вот вы лучше пригласите к себе вашу соседку, - сказала я Распутину. Посмотрите, какая милая.

Она, услышав мои слова, подняла на меня глаза, испуганные и благодарные. Она даже побледнела, так ждала ответа. Распутин взглянул, быстро отвернулся и громко сказал:

-А-а! Дура собачья!

Все сделали вид, что не слышат.

Я повернулась к Розанову.

- Ради Бога, - сказал тот, - наведите разговор на радения. Попробуйте еще раз.

Но у меня совсем пропал интерес к разговору с Распутиным. Мне казалось, что он пьян. Хозяин все время подходил и подливал ему вина, приговаривая:

- Это твое, Гриша, твое любимое.

Распутин пил, мотал головой, дергался и бормотал что-то.

- Мне очень трудно сейчас говорить с ним, - сказала я Розанову. Попробуйте теперь вы сами. Вообще, можем же мы вести общий разговор!

- Не удастся. Тема очень интимная, тайная. А к вам у него уже есть доверие...

- Чего он там все шепчется? - прервал нас Распутин. - Чего он шепчется, этот, что в "Новом времени" пишет?

Вот тебе раз! Вот вам и инкогнито.

- Почему вы думаете, что он пишет? Это кто-нибудь спутал... Вам еще скажут, что и я пишу.

- Говорили, будто ты из "Русского слова", - спокойно отвечал он. - Да мне-то все равно.

- Кто же это сказал?

- А я и не помню, - подчеркнуто повторил он мой ответ на свой вопрос, кто, мол, рассказывал мне о радениях.

Запомнил, значит, что я ответить не захотела, и теперь отплачивает мне тем же: "А я и не помню!"

Кто же нас выдал? Ведь была обещана полная конспирация. Это было очень странно.

Ведь не мы добивались знакомства со старцем. Нас пригласили, нам это знакомство предложили и вдобавок нам посоветовали не говорить, кто мы, так как "Гриша журналистов не любит", разговоров с ними избегает и всячески от них прячется.

Теперь оказывается, что имена наши отлично Распутину известны, а он не только от нас не прячется, но, наоборот, втягивает в более близкое а знакомство.

Чья здесь игра? М-ч ли все это для чего-то организовал - для чего, неизвестно? Сам ли старец для каких-то своих хитросплетений? Или случайно кто-нибудь выболтал наши имена?

Атмосфера очень нездоровая. Предположить можно все что угодно.

И что я знаю обо всех этих наших сотрапезниках? Кто из них из охранки? Кто кандидат на каторгу? А кто тайный немецкий агент? И для кого из всей этой честной компании мы были привлечены как полезная сила? Распутин ли здесь путает, или его самого запутывают? Кого продают?

- Наши имена ему известны, - шепнула я Розанову.

Он удивленно взглянул на меня и зашептался с Измайловым.

И в эту минуту вдруг ударили музыканты по своим инструментам. Звякнул бубен, зазвенела гитара, запела гармонь плясовую. И в тот же миг вскочил Распутин. Вскочил так быстро, что опрокинул стул. Сорвался с места, будто позвал его кто, и, отбежав от стола (комната была большая), вдруг заскакал, заплясал, согнул колено углом вперед, бороденкой трясет, и все кругом, кругом... Лицо растерянное, напряженное, торопится, не в такт скачет, будто не своей волей, исступленно, остановиться не может...

Все вскочили, окружили, смотрят. Тот "милай", что за листками бегал, побледнел, глаза выпучил, присел и в ладоши хлопает:

- Гоп! Гоп! Гоп! Так! Так! Так!

И никто кругом не смеялся. Все смотрели точно испуганно и, во всяком случае, очень, очень серьезно.

Зрелище было до того жуткое, до того дикое, что, глядя на него, хотелось завизжать и кинуться в круг, вот тоже так скакать, кружить, пока сил хватит.

А лица кругом становились все бледнее, все сосредоточеннее. Нарастало какое-то настроение. Точно все ждали чего-то... Вот, вот... Сейчас...

- Ну какое же может быть после этого сомнение? - сказал за мной голос Рованова.