Штирлиц, или Вторая молодость   ::   Асс Павел Николаевич

 – Штирлиц, если мы сейчас за ним погонимся, может поймаем?

– Ну его на фиг! Сам придет, когда жрать станет нечего, – ответил Штирлиц и устремился в кооперативный туалет под названием «Розочка». Айсман задумчиво посмотрел ему вслед.

– Поехали домой, в ШРУ, – раздраженно бросил Штирлиц, вернувшись из туалета. – Называют туалет «Розочкой», а пахнет, я извиняюсь, дерьмом!

– Ну, – рассудительно молвил Айсман. – Это же не цветочный магазин, люди туда, я извиняюсь, по-большому ходят, а не розы нюхать.

– Вот и я говорю, назывались бы тогда просто «Сортир». Или «Говномолотилка», на худой конец.

– Надо было им это предложение в жалобную книгу вписать, – всхрапнул Айсман.

«Ниссан» выехал на проспект и на всех парах помчался к частному агентству ШРУ. Штирлиц снова лежал на заднем сидении, смотря в потолок машины. Ему не нравилось, что бандиты так распоясались в его родном городе. Кстати, и морда кавказского негодяя показалась ему чрезвычайно знакомой.

Штирлиц напрягся и стал копаться в своем прошлом.

Воспоминания Штирлица перенесут нас на несколько лет назад, отчего текст истории будет еще более запутанным, зато потом все станет окончательно понятным.



Глава 3

Моральное опустошение

Плохо быть больным, старым и никому не нужным. Хорошо быть здоровым, богатым и всеми уважаемым. Кто спорит?

Штирлиц поднялся с потертого кресла и встал на колени, чтобы заглянуть под диван. Где-то должна была оставаться бутылка водки, на полстакана должно хватить. Штирлиц пошарил рукой под диваном, но кроме пыли и прошлогодних окаменевших носков ничего не нашел.

«Да, ситуация, – подумал отставной разведчик. – И что теперь прикажете делать? На паперть идти или на панели лежать?»

Кряхтя, Штирлиц поднялся и, покачиваясь, прошел на кухню. Чистой посуды оставалось все меньше и меньше, так что приходилось есть постоянно из грязных тарелок. Он открыл холодильник и зачарованно уставился в его зловонную пустоту. Последняя банка тушенки, которую он специально оставил к празднику 7 Ноября, стояла пустой и старательно облизанной.

«Не иначе, как провалы в памяти, – посетовал Штирлиц. – Видимо, встал я еще ночью и во сне выпил водку и закусил тушенкой… Но почему тогда я голоден и у меня нет похмелья?»

Штирлиц недвусмысленно выругался. Слова, сказанные им, так и остались в его комнате, не вызвав ни у кого никакого протеста или ассоциаций. Штирлиц был одинок и никому не нужен. Вдобавок к этому, он был стар и в плохом настроении. В этот момент в дверь несколько раз позвонили.

«Может быть, сосед? – предположил Штирлиц. – А что, если он даст мне взаймы, а еще лучше просто так? Тогда я назову его хорошим человеком… Или, по крайней мере, хорошо подумаю об этом кретине…»

Опираясь на свой костыль, Штирлиц прошел в захламленную прихожую и осторожно открыл дверь. На него смотрели два раскормленных мордоворота. Один – кавказец, со жгучими черными глазами, другой – блондинчик, глаза чистые, как слеза самогона. У обоих руки засунуты в карманы.

– Пенсионер Исаев?

– Допустим, – по привычке Штирлиц не любил отвечать на слишком прямо поставленные вопросы.

– Дело есть.

– Ну, проходите.

Штирлиц впустил двоих в свою квартиру, оценивая, не агенты ли это какой-нибудь иностранной державы пришли отомстить ему за проведенную в молодости подрывную акцию.

– Гмертошвили, – с сильным акцентом представился первый, не протягивая, впрочем, руку. – А это мой помощник Шкафчик. Мы из Пенсионного Фонда.

– Гмерто… Как, как?

– Гмертошвили, – повторил кавказец.

– Странная кличка.

– Это фамилия.

– Все равно хрен выговоришь.

– Может быть. Товарищ Исаев, с вами произошла чудовищная ошибка. Вы какую пенсию сейчас получаете?

– Сто тридцать рублей… У меня персональная пенсия, но маленькая.

– Мы именно по этому поводу.