Пелхэм, час двадцать три   ::   Гоуди Джон

Некоторые так и рвутся умереть.

- Вы имеет в виду меня?

- Я не могу сказать точно, вас не зная. Все, что я знаю - это только слухи. Теперь можете надеть штаны.

Райдер посмотрел на кровавое пятно на брюках, прежде чем надеть их.

- Очень жаль, - вздохнул он, - Я рассчитывал услышать ваше мнение.

- Я не психиатр, - виновато оправдывался врач. - Мне просто было любопытно.

- Но не мне. - Райдер поднял свой стальной шлем, наследство вермахта, оставшееся после второй мировой, и надел его, прочно нахлобучив так, что короткий козырек закрыл глаза. - Я совершенно не любопытен.

Майор покраснел, но потом решительно улыбнулся.

- Ладно, думаю, я понимаю, почему вас называют "капитан Стальной Осел". Берегите себя.

Разглядывая расстроенное лицо транспортного полицейского, Райдер подумал: я мог бы ответить тому врачу-индийцу, но он бы меня наверняка не понял и подумал, что я говорю о реинкарнации. Мы либо живем, либо умираем, майор, вот вся моя простая философия. Либо мы живем, либо умираем. Этого не бесстрашие и не безрассудство. Это не означает, что люди стремятся к смерти или не видят ничего таинственного в смерти и не ощущают её как потерю. Это просто ликвидирует большинство жизненных проблем, просто сводит главную неопределенность жизни к простой формуле. Никакого мучительного самокопания, просто четкая глубина слов "да" или "нет". Либо мы живем, либо умираем.

Поезд прибыл на станцию. Возле полицейского, точно под табличкой с номером 8, один из жаждущих попасть на поезд так сильно наклонился вперед, что казалось, сейчас упадет. Райдер напрягся и шагнул к нему, чтобы оттащить, подумав при этом: - Нет, не сегодня, не сейчас.

Но мужчина в самый последний миг шагнул назад, взмахнув руками в запоздалом приступе испуга. Поезд остановился и двери открылись.

Полицейский шагнул внутрь.

Райдер посмотрел на машиниста. Тот сидел на металлическом стуле, облокотившись на полуоткрытое окно. Он был темнокожим... Нет, - подумал Райдер, наверно неправильно назвать его темнокожим, это слово носит скорее политический оттенок; на самом же деле он был просто смуглым. Машинист равнодушно зевнул, прикрыв рот рукой, без всякого интереса выглянул из своего окна, потом посмотрел на пульт управления, на котором, как и у кондуктора, загорались лампочки, когда двери закрывались и запирались.

Поезд тронулся. В расписании он значился как "Пелхэм Час Восемнадцать" - в соответствии с простой и эффективной системой, по которой поезд обозначался названием станции отправления и временем отправления с нее. Поскольку поезд вышел со станции Пелхэм Бей Парк в один час восемнадцать минут пополудни, он и значился как "ПелхэмЧас Восемнадцать". На обратном пути с конечной южной станции маршрута - станции Бруклин Бридж, он будет значиться как "Бруклин Бридж Два Четырнадцать".

По крайней мере, - подумал Райдер, - так бы было в обычный день. Но сегодняшний день был необычным; сегодня должно было произойти серьезное нарушение обычного графика.

В тот момент, когда мимо промчался третий вагон, Райдер заметил транспортного полицейского. Тот прислонился к стойке, и его правое плечо оказалось ниже левого, причем настолько, словно он стоял на наклонной плоскости. А если бы он не сел в поезд? У них был условленный сигнал об отмене операции в случае внезапной опасности. Нужно ли было воспользоваться этим сигналом? Следовало отказаться от операции, чтобы повторить её в другой день?

Он почти незаметно покачал головой. Не было никакой нужды ломать голову. То, что можно сделать, не считается, считается только то, что сделано.

Последний вагон поезда миновал платформу и скрылся в туннеле, ведущем в сторону двадцать третьей улицы. Появились новые пассажиры.