Тринадцатая рота (Часть 1)   ::   Бораненков Николай

Что-то слишком тихо стало на той стороне. Даже соловьи умолкли.

- Правда ваша, - тронул длинные обвислые усы Квасенко. - В такую тишину и спускают с цепи сатану. Давеча, колы я в погранзаставу ездив, слыхав, будто...

- Я тоже слыхал, будто поп на попадье пахал, - прервал ротного писаря старшина. - Ты скажи-ка лучше, где мне ушлого свата разыскать.

Квасенко заломил на затылок свою соломенную шляпу.

- Свата?.. Пфью яка зупинка! Да я вам, товарищови старшина, хуть саму царевну, хуть дочку сатаны сосватаю. На ридной Полтавщине я лично сосватав шесть дивчин, три вдовицы, две разведенки и одну стару бабусю. Коль дозволите, ваша тринадцата буде.

- Моя не старуха, - поправил старшина. - Ей всего семнадцать.

- Знаю, товарищ старшина. После песен вашей Марийки соловьям тут делать нечего, - заговорил теперь по-русски Квасенко. - Я уже не говорю о других ее достоинствах. Это в мою компетенцию не входит.

- Сват с таким опытом и красноречием мне как раз и нужен, - сказал старшина. - Но учтите, Квасенко, это у вас тринадцатое сватовство, да еще какое! Со сварливой мачехой Марийки и сам бес не сговорится.

- Будьте уверены, товарищ старшина, - вскинул руку к шляпе Квасенко. - И тринадцатое сватовство будет счастливым.

- Тогда по коням! Время не ждет. Из-за Буга порохом пахнет. Вы, товарищ Трушин, - обернулся к своему угрюмому заместителю старшина, - остаетесь в роте за меня. Комбат приказал в воскресенье дать людям хорошенько отдохнуть.

...Всю дорогу, пока добирались до хутора Жменьки, ротного писаря не покидала уверенность в успехе сватовства, но, когда подъехали к знакомой белой мазанке, разрисованной зелеными цветочками, горшками и увидели за плетнем мачеху Марийки, тетку Гапку, стало ясно, что до счастливого сватовства так же далеко, как от границы до родной Полтавщины. Тетка Гапка была явно не в духе. Намотав на руку конец веревки и упираясь голыми пятками в раскисший после дождя глинозем, она отчаянно тащила из палисадника через калитку лопоухого теленка и сыпала по его адресу такие словечки, что писарь осадил коня и почесал за ухом:

- Вот так баба! Ай да Гарпина Христофоровна! А Гапка, не обращая внимания на подъехавших верховых, продолжала сыпать как из решета:

- Ай, чтоб ты нерастелился! Чтоб ты сдох на этом месте! Чтоб тебя разорвали серые волки! Да идем же, идем, холера. Сжарить тебя на сковородке, съесть с требухами, запить семью водами...

На крылечке стояла невеста старшины белокудрая Марийка в короткой клетчатой юбчонке и красных сапожках.

Ухватясь за живот, она звонко хохотала над бранными присказками своей мачехи. Увидев всадников, Марийка вскрикнула и, заслонясь локтем, упорхнула в хату.

Цапля и Квасенко спрыгнули с коней, подбежали к теленку, подняли его и выставили за плетень. Тетка Гапка рассыпалась в любезностях:

- Ах, спасибочко! От выручили бедну вдовушку. И как же вас попотчевать? Чем благодарить?

- Что вы, Гарпина Христофоровна, - взял под ручку сварливую мачеху Квасенко. - Какая благодарность? За что? Как же було не выручить таку очаровательную жинку! Да ради вас я готов подняты и самого слона.

Пухлые щеки тетки Гапки зарделись. В черных сливовых глазах ее вспыхнула нежность. Она готова была излить ее незнакомому усатому красавцу, как вдруг увидела недалеко под ракитами второго всадника - чубатого командира, - того самого командира, который в прошлую пятницу ловко усыпил ее, Гапкину, бдительность и увел в "Соловьиный яр" еще глупенькую, неоперившуюся Марийку. Эту дерзость она могла бы сейчас под хорошее настроение и простить, благо командир, видать, скромный малый, ничего плохого в том "Соловьином яру" не позволил, но тут неожиданно Гапка увидела в кармане усатого расшитый петухами рушник.