Первый к бою готов!   ::   Самаров Сергей

– Вот, уважаемая Анжелина Михайловна, предварительный акт экспертизы. Две посылочки, что к вам пришли, содержат чистый героин, предположительно афганского изготовления… Афганский, знаете ли, легко определяется. Он чище другого. Они ацетон хороший используют. А в тех пакетиках, что нашли в вашем кабинете за книгами, героин, стало быть, из другой партии. Похуже будет…

– Господи, разбуди меня… – обхватила Качурина лицо ладонями и размазала краску на правом глазу. Женщина она состоятельная, могла бы, наверное, позволить себе такую краску, которая не размазывается. Есть же, кажется, такая…

– Проснуться вам придется, судя по всему, в камере СИЗО… Знаете, что это такое?

– Что такое? – растерянно переспросила она.

– СИЗО – это следственный изолятор. Но вы уже, наверное, привыкли… Там в камере такая же публика, как у нас в «обезьяннике», только немного покруче. Вы, главное, сразу не давайте себе на шею сесть… Там опытные уголовницы верховодят, если слабину дадите, издеваться будут… Чуть что, сразу ногтями в физиономию, и не бойтесь последствий… За себя постоять сначала придется, без этого нельзя. И контролерам не хамите. А то в женском отделении контролерши злые… За одно слово, за интонацию, за взгляд даже изобьют и нос сломают… Такие изуверки…

Она уже готова была умереть, только бы в «обезьянник» не возвращаться, и убить, чтобы в СИЗО не попадать. Вот в таком состоянии я и начал проводить допрос, незаметно поглядывая на часы. Задавал вопросы, медленно записывал ответы, чтобы было о чем еще поговорить до назначенного времени «Ч». А когда это время наступило, раздался телефонный звонок.

– Подполковник Петров, слушаю… – ответил я деловым усталым тоном. – Да, Виктор Нургалеевич… Да-да… Мы давно это дело разрабатывали, товарищ генерал… Так… Да-да, я понял… Она у меня сейчас сидит… Допрос веду… Нет, товарищ генерал, вину не признает… Говорит, это или случайность, ошибка, или провокация… Ну как же, Виктор Нургалеевич… Да обвинения-то я могу хоть завтра предъявить… Лучше бы в СИЗО… Понял, товарищ генерал… – я встал по стойке смирно, чтобы видно было, что меня отчитывают и дают втык – матерь вашу! – по всей форме. – Так, хорошо, товарищ генерал. Я понял… До свидания…

Я положил трубку и посмотрел на Качурину, слушавшую внимательно, самым тяжелым взглядом, какой только смог из себя выдавить. Я, конечно, не Онуфрий. Будь у меня его взгляд, я давно уже руководил бы следственным управлением всего МВД, потому что от такого взгляда самый закоренелый со слезами «в признанку» пойдет… Но и мой взгляд ее припугнул…

– Прочитайте и подпишите протокол… На каждой странице подпишите: «С моих слов записано верно», и подпись… Потом я возьму с вас подписку о невыезде… И… Защитнички у вас выискались… Я выведу вас… Там вас в «Хаммере» тот ваш юрист, наверное, уже ждет… Если не ждет, то скоро подъедет… Хороший, наверное, юрист, если его серьезные ментовские генералы слушаются… Меня бы так слушались… Я ведь тоже юрист по образованию… Тогда бы и преступлений было меньше…

Столько горечи и обиды было в моем голосе, столько стыда за испытанное унижение, когда почти раскрытое дело пытаются завалить звонком сверху, что я всерьез пожалел свою загубленную жизнь. Надо было в артисты идти, а не в юристы – матерь вашу!..

А Качурина и протокол читать не стала – подписала не глядя и торопливо, дрожащей рукой. Психологическая обработка была выполнена точно и тонко. Она уже сломалась и готова на все, лишь бы сюда не возвращаться. Сейчас Онуфрий дело докончит. Он в таких делах большой спец… За что и уважаю…

Я оформил подписку о невыезде. Она с разбегу подписала и ее. И сразу встала, готовая галопом скакать к выходу.