Песня   ::   Попов Виктор Николаевич

Хотя бы Василий о чем-нибудь рассказал, что ли.

Сергей покосился на шофера. Тот, видно, думал о важном - смотрел хмуро. Сергей тихонько запел:

Не осенний ветер воет, Не дубравушка шумит, То мое, мое сердечко ноет, Как осенний лист дрожит.

Шофер мотнул головой и серьезно сказал:

- Не нравится мне эта песня.

- Почему?

- Тоску наводит, вроде кладбища.

- Она под настроение.

- А я бы такие песни петь запретил. Где теперь наш совхоз, мы два года назад весной приехали. Май, а на дворе холодно - то дождь, то снег. Мы в палатках, мало кто в вагончиках. Вечером со смены придешь, обсушиться по-настоящему негде. А тут в какой-нибудь палатке заведет тоскливое... Хоть стой, хоть падай.

- Я и говорю - настроение Это дело не заказное.

Всю жизнь одни веселые песни петь надоест.

- Может, и надоест. Только тоскливые песни тогда петь надо, когда у тебя настроение нормальное. Тогда от них вреда нет - споешь и все. А когда на душе свербит, веселая песня нужна: от нее легчает.

- Не думал об этом. Как-то не приходилось.

- Я тоже не думал, один человек сказал. Я ведь изза этих грустных песен чуть домой не смотался.

Заметив любопытный взгляд Сергея, шофер усмехнулся:

- Очень просто. Слушал, слушал, даже и теперь не знаю, как песня называется. Украинская. Тягучая такая.

Сложил в чемодан вещички - и на попутную... Уже на вокзале наш завгар догнал. Михаил Родионович, фамилия у него приметная - Махно. Никак заметать начинает. - Василий вытянул шею, всматриваясь в освещенный "коридор".

Сергею приходилось слышать о степных буранах, которые, неожиданно начавшись, иногда свирепствуют по нескольку дней, до крыш заносят избы, валят телеграфные столбы. Представив, что начинается именно такой буран, Сергей поежился и тоже стал напряженно всматриваться. Снежный дым уже не стелился по земле. Он набегал волнами, перехлестывая через радиатор. Казалась, что машина движется в жидко разведенной извести.

- Не было печали. - Василий вполголоса выругался - Дороги почти не видно.

- А долго еще ехать? - спросил Сергей.

- Если по-хорошему, часа два. Вообще-то был бы я один, вернулся - Зачем же дело стало? - Сергей живо обернулся к шоферу.

- Нельзя, - убежденно сказал Василий. - К завтраму дороги переметет, не проедем А сейчас, может, проскочим.

- А если не проскочим? - спросил Сергей и испугался вопроса.

Шофер не ответил. По усилившемуся гулу Сергей понял, что машина пошла быстрей.

Вскоре ветер стих, и поземка прекратилась. От степи повеяло привычным добродушным покоем Среднерусской равнины И Сергей успокоился: не всякая поземка переходит в буран. Когда он высказал это предположение, Василий неопределенно дернул плечом и на секунду выключил свет. На машину упала темнота. Не сумеречная, когда окружающее угадывается по расплывчатым, неестественно большим силуэтам, а темень густая, непроглядная, до того тяжелая и плотная, что, кажется, ее можно резать ножом. Василий авторитетно пояснил:

- Облака к земле спустились. Они уже с полудня густеть начали. И потеплело. Буран будет.

Уловив недоверчивый взгляд Сергея, он обиделся.

- Верное дело. Мы всю метеорологику на практике прошли, когда еще в палатках жили. Скоро снег пойдет.

И, будто ожидавшая этих слов, на стекло опустилась снежинка. Вслед за ней другая, третья .. Мягкие и крупные, как тополевый пух, они прикасались к стеклу и тут же таяли. Сбоку налетел ветер. Снежинки рванулись закрутились в пляске. На стекла снег налипал плотно, словно приклеивался. "Дворник" с трудом проходил полукруг, оставляя за собой волнистые водяные дорожки.

Свет ударялся в пляшущую белую стену, падал рядом с машиной и, словно чувствуя себя виноватым, сжимался в комок. Машина, буксуя, пробивалась сквозь густое месиво.