Девушка с холмов   ::   Вильямс Чарльз

Ты знаешь, каким я бываю трезвый, ведь знаешь, дорогая Анджелина, да? Я убегал от Сэма и прятался под крыльцом и испачкал весь свой прекрасный новый белый костюм. Испачкал в грязи, в грязи! Но все тогда было просто, потому что я был как все. Брал там, где находил, и что-то было хорошим, что-то лучшим. И никаких тебе сложностей вроде того, когда не можешь уйти, или не приближаться к тебе, или не спишь ночами. Тогда можно было не встречать тебя, по крайней мере, в течение какого-то времени.

Лицо Анджелины было спокойным, но глаза ее начинали наполняться влагой. Она старалась не мигать. В них были страх и оцепенение от испуга, но наравне с ними и жалость. Все это время она, как и я, знала, что Ли собирается сделать.

Я попытался осторожно подвинуться вместе со стулом к нему поближе.

— Не двигайся! — приказал он, заметив мое движение уголком глаза.

Я знал, кого он наметил первым и кто окажется первым, если даже я брошусь на него.

Поэтому я не шевелился.

— Тогда все было просто, а теперь — нет. И я не могу уехать. Сегодня утром я уехал очень далеко.., на пять миль. Дальше я ехать не смог. Я тогда подумал, как было бы легко, если бы ты уехала со мной. Чтобы нас стало только двое. И это так же легко, как, скажем, тебя сфотографировать. Подними глаза и посмотри на меня. Не опускай их и не плачь. Мне жаль, что ты не любишь виски, потому что перед дорогой всегда надо выпить и, кроме того, это вообще все облегчает. Протяни мне руку через стол. Дай мне подержать ее. Ну…

Она попыталась отодвинуться и взглянула на меня, прося помощи. При этом она боялась, что я на него брошусь. Выстрелив с такого расстояния, Ли ни за что бы не промахнулся.

Он поймал ее руку своей левой и ласково притянул к себе через стол. Он сжал ее пальцы в маленький кулачок и прикрыл его своей ладонью.

Внутри меня нарастал крик, и я всеми силами старался не позволить ему вырваться наружу.

— Ли, — сказал я, пытаясь не повышать голос, не кричать, как женщина. — Ли, оставь ружье!

Мне показалось, что я произношу эти слова не в первый раз. Будто я повторял их снова и снова, как фонограф, уже несколько часов подряд.

Он посмотрел на меня, как на чужестранца, говорящего на иностранном языке. Непонятно, в каком мире он пребывал, но я там не присутствовал и он меня не знал.

— Ли, — попытался я снова окликнуть его, все еще жалобно. Но это опять не вызвало никакого интереса. Я боролся с собой, чтобы мой голос был на том же уровне звучания, что и его. — Послушай, Ли!

— Да?

Я должен был как-то пробиться к нему. Я должен был заставить его выслушать меня. Однако он уже достаточно нагрузился и был готов действовать. И если его еще можно было остановить, то делать это нужно было немедленно.

— Послушай, Ли. — Я нагнулся вперед Настолько, насколько это было возможно, чтобы у него не создалось впечатления, что я собираюсь на него броситься. — Послушай и пойми!

Позднее я вспоминал, что как заведенный продолжал повторять “Послушай!”, хотя ясно сознавал, что это глупо.

— Послушай, пойми. Я хочу, чтобы ты понял. Ты пьян, но ты можешь меня слышать и понять меня, если попытаешься. Ты успеешь выстрелить только раз, прежде чем я схвачу тебя и вырву ружье. Ты это знаешь. Я сломаю тебе руку, но я вырву ружье. Ты сделаешь один выстрел, только один!

Я повторял эти слова снова и снова, как попугай. Собственный голос звучал для меня как бы издалека, будто проходил сквозь шум в моих ушах. Я не понимал, продолжаю ли визжать или стал говорить более внятно, так, чтобы он мог понять или, по крайней мере, слышать меня.

— Может быть, ты еще не сообразил, что я имею в виду, говоря об одном выстреле. Это значит, что, если ты застрелишь ее, ты не успеешь повернуть ружье на себя так, как ты собираешься сделать. А если ты сначала выстрелишь в меня, то у тебя тоже мало шансов. ТЫ пьян и не сможешь попасть с одного раза, а второго не будет.

Я вовсе не был уверен, что он обязательно промахнется.