Пленница   ::   Седов Борис

— Тетя Нюра, — она приоткрыла дверь, заглянула на кухню. Толстуха с родителями, что-то оживленно обсуждая, втроем сидели за кухонным столиком. Тамара отметила, что дядюшки с ними нет. «Гасится, сволочь! — злорадно подумала она. — Наверное, тоже порой умеет испытывать стыд». — Теть Нюр, я к девчонкам. Ладно?

— Иди, — улыбнулась Анна Ивановна.

И тут же на это «Иди» наложился грозный окрик:

— Постой! Подойди сюда!

«Черт! — беззвучно процедила сквозь зубы Тамара и обреченно перешагнула через порог. — Тебе-то что надо? Сиди и жалуйся предкам на своего муженька-извращенца. А меня оставь в покое, хотя бы пока не вернусь в Ленинград».

— Да, Светлана Петровна. Я просто хочу пойти погулять.

— Но прежде объясни мне, что значит это фамильярное «теть Нюр»? Не Анна Ивановна, а «теть Нюр»? Какая она тебе тетя?

— Погоди, Света, — поспешила встать на защиту Тамары хозяйка. — Я сама попросила ее обращаться ко мне именно так. И, насколько я помню, в твоем присутствии, когда ты здесь была в прошлый раз. Ты на это не обращала внимания. А что изменилось сейчас?

«А то, — горько усмехнулась Тамара, — что она нагуляла аппетит за эти полтора месяца. Ей надо срочно кого-нибудь съесть! Ей нужна я! Потому, что лишь я могу утолить голод этой садистки!»

— Возможно, тогда я пропустила это мимо ушей, — не смутилась вмешательством матери домоправительница, — но сейчас я настаиваю на том, чтобы больше не было никаких «теть Нюр» и «дядь Петь». Никаких панибратских отношений со взрослыми. Объясни, почему ты сейчас, собираясь к подругам, поставила в известность… даже не попросила разрешения, а просто поставила в известность не меня, а Анну Ивановну? Потому, что она тебя балует? Потому, что она добренькая, в отличие от злой Светланы Петровны, и не будет возражать против твоих постоянных шатаний по улице?

— Я просто привыкла обращаться к теть… к Анне Ивановне, — поправилась Тамара. — А то, в какой форме я попросила разрешения отлучиться к соседям — разве есть разница?

— Вот так эта дерзкая сопля разговаривает со мной постоянно. — Домоправительница покачала лошадиной башкой. — Ты ей слово, она тебе десять. Никакого почтения, никакой благодарности. Одна только неприкрытая ненависть к тем, кто искренне хочет ей помочь… Любое проявление заботы этой девчонкой истолковывается только превратно.

— Про проявление заботы я уже слышала от дяди Игната, когда он в бане кривлялся передо мной в своих красненьких плавочках. И грозился отхлестать меня веником, — не удержалась Тамара от того, чтобы не двинуть толстуху в самое больное место. И тут же в ужасе шарахнулась в сторону…

Светлана Петровна с размаху обрушила на стол свой пудовый кулак и с удивительной для ее массы резвостью вскочила на ноги. Отлетел в сторону опрокинутый стул. Испуганно уставилась на взбешенную дочку Анна Ивановна. Удивленно крякнул Петр Тимофеевич.

— Ты еще смеешь скалить зубы! У тебя еще достает наглости вслух припоминать эту историю с баней, которая на девяносто процентов состоит из вранья!

— Неправда!

— Правда! — Домоправительница постаралась взять себя в руки, даже поставила на место стул и, сбавив на несколько децибелов громкость, обратилась к родителям: — С баней я разобралась. То, что кто-то пытался над ней надругаться, — Светлана Петровна смерила строгим взглядом Тамару, — это плод ее больного воображения. Уж кому как не мне, это знать… Игнат в предбаннике забыл сигареты, вернулся за ними и имел неосторожность спросить через дверь, как у девчонки дела. Уж не знаю, что при этом ей взбрело в голову, но она выскочила из парной и плеснула в него из ковшика кипятком.

— Враки! Все это враки, и вы это отлично знаете! Но я не буду пытаться что-нибудь доказать.