Единственная моя   ::   Сатклифф Кэтрин

Я пожертвовала годами своей жизни, чтобы выполнить их. Я поклялась матери на ее смертном одре, что буду как можно лучше заботится о вас и Эмили, и до этого момента меня вполне устраивало то, что я делаю!

– И ты делаешь это безупречно. Боюсь, даже чересчур. Моя зависимость от тебя развила во мне лень и, что более важно, породила во мне эгоизм. Когда мать просила тебя заботиться о нас, уверен, она не подразумевала, чтобы ты «жертвовала своей жизнью». Сожалею, что не могу вернуть тебе эти годы, если б я мог, тогда, возможно, нам бы удалось избежать твоей... ошибки. – Девоншир покачал головой, и морщины беспокойства и сожаления резко обозначились на его лице.

– Черт возьми, Оливия, если бы ты призналась в своем неблагоразумии до того, как умчалась с Эмили в Европу, все эти неприятности можно было бы поправить. Если бы ты сказала мне, кто отец..

– Никогда.

– Никогда. – Лицо его медленно залилось краской. -Если я когда-нибудь узнаю, кто этот подонок, который воспользовался тобой, я задушу его собственными руками. Я прикажу четвертовать его и повесить, но даже это будет для него слишком мягко! – Уставившись на нее, словно удав на кролика, он спросил:

– Он женат?

Оливия упрямо выпятила подбородок.

– Проклятый бабник, – пробормотал он. – Его мало кастрировать.

– Нет нужды обсуждать это.

– Когда это случилось? Хотя бы это мне скажешь? Здесь? Или в Лондоне? Не дай Бог, это один из моих арендаторов... Скажи мне, который из них, или я выстрою их всех перед тобой и буду пороть до тех пор, пока...

– Вы не сделаете ничего подобного! Просто оставьте Все как есть, отец. Что сделано, то сделано, и никакие проклятия и угрозы уже не исправят положение. У вас чудесный внук, которым вы должны гордиться. Он всем сердцем любит вас, как и я.

Эверетт Девоншир негодующе фыркнул и покачал головой. Сколько раз они препирались на эту тему. Он вышел из-за стола и подошел к окну.

– Если бы мы воспитывали тебя по-другому... – сказал он, обращаясь к темному оконному стеклу. – Но мы с Элизабет вечно пропадали в Лондоне. Каким нелепым кажется это теперь, когда я думаю, как мы оставляли тебя здесь на попечении старой няни. Потом родилась Эмили, точная копия своей мамы – такая маленькая и изящная, как фарфоровая куколка. Бог мой, я так любил твою мать, Оливия.

Оливия взглянула на Эмили. Младшая дочь подбежала к отцу и наигранно застенчиво подергала его за рукав.

– Я напоминаю вам маму, правда, папочка?

Он долго молча смотрел на нее, прежде чем вновь повернуться к Оливии.

– Нет оправдания тому безразличию, которое мы с матерью проявляли по отношению к тебе.

– Я была вашей любимицей, – улыбнулась Эмили, крепче ухватившись за отцовскую руку. – Ведь правда, папочка? Вы говорили мне это тысячи раз!

Слабый румянец заиграл на щеках Оливии. Она отвернулась. Та старая, знакомая боль вернулась, засосав под ложечкой.

– Конечно, ты его любимица, Эмили, – отозвалась она мягким, ровным голосом. – Скажите ей, отец. Все в порядке, вы же знаете. Нет ничего, чего бы я не знала или не слышала за последние двадцать два года своей жизни.

Но лорд Девоншир молчал. Лицо его стало пепельно-серым.

Оливия натянуто улыбнулась.

– Пожалуй, будет лучше, если ты подождешь у себя, Эмили. Мне нужно кое о чем поговорить с отцом наедине.

– Но...

– Всего несколько минут, Эмили. – Она подтолкнула сестру к двери и хотела закрыть ее, но Эмили уперлась плечом в притолоку и вопросительно заглянула в глаза Оливии.

– Я потом поговорю с тобой, – сказала старшая сестра и закрыла дверь.

Обернувшись, она обнаружила, что отец снова сел в кресло и овладел собой. Оливия плеснула бренди в бокал и подала ему.

– Я прошу извинения за твою сестру, – сказал старый Девоншир.

– Пожалуйста, отец...

– Мы испортили ее.

– Несомненно.