Фиктивная помолвка   ::   Бэлоу Мэри

С жадностью, укоряя себя за это, она пожирала взглядом приходскую церковь с изящной остроконечной верхушкой и мощенную булыжником дорожку, петлявшую по тихому церковному дворику.

Тогда после венчания они прошли по этой дорожке рука об руку, смеясь и горя желанием убежать от шумных поздравлений родственников, друзей и соседей, поскорее добраться до кареты, ждавшей за воротами, и спрятаться за занавесками. Там можно было целоваться, смотреть друг другу в глаза и улыбаться с не правдоподобным и неизведанным ранее ощущением того, что они муж и жена, что она его виконтесса.

Почти девятнадцать лет назад… Тогда ей было семнадцать, ему двадцать один, и они были опьянены чудом юной любви. Их родители с обеих сторон неохотно дали согласие на брак из-за ее молодости, но они оба настояли на своем.

Оливия Брайен, графиня Клифтон, откинувшись на спинку сиденья, закрыла глаза. Не хотелось видеть призраки тех юных влюбленных, сразу после свадьбы устремившихся в другую жизнь – жизнь, длившуюся неполных пять лет. Она давным-давно перестала об этом думать и теперь не хотела ворошить былое.

Проехав через деревню, экипаж направился к воротам расположенного в полумиле от нее Клифтон-Корта, бывшего имения свекра, которое теперь принадлежало ее мужу.

Оливия почувствовала, как внутри нее что-то непроизвольно сжалось от волнения. «Как он теперь выглядит? Узнаю ли я его?» – спрашивала она себя. Когда они виделись в последний раз, он был высоким и худощавым, темные волосы – густыми и длинными; его красивое мальчишеское лицо всегда светилось интересом к жизни-разумеется, кроме того последнего раза. Тогда ему было двадцать шесть, теперь – сорок.

Сорок лет ему исполнилось в мае, два месяца назад, а ей в сентябре будет тридцать семь. Он мужчина среднего возраста, она – женщина средних лет, и у них восемнадцатилетняя дочь. София отпраздновала свое восемнадцатилетие в Лондоне на следующий день после дня рождения отца. Восемнадцать лет назад роды длились весь день его рождения, но дочка появилась на свет только через два часа после наступления нового дня. Они радостно смеялись и нежно смотрели в глаза друг другу, когда ему было разрешено войти в спальню посмотреть на новорожденную. Оливия пообещала в следующий раз подарить мужу сына, но следующего раза не было. Четыре года ей не удавалось зачать, а потом он ушел, чтобы никогда не возвращаться.

«Узнаю ли я его?» От этого вопроса Оливии стало не по себе.

Письмо Софии было жалким, умоляющим, письма Марка – холодным, официальным и исключительно деловым, но оба заставили ее понять, что необходимо приехать. Оливия показала оба письма своему другу Кларенсу – сэру Кларенсу Уикхему, – и тот согласился с этим. Ей следует поехать, заключил он, потому что необходимо принять семейное решение, а все детали, безусловно, невозможно обсуждать в письмах.

София безумно влюбилась в Фрэнсиса Саттона, младшего сына герцога Веймаута, друга Марка. Как было сказано в ее письме, девушка влюблена без памяти, по уши, на всю жизнь. «Он красивый, обаятельный, умный, добрый, и вообще он лучше всех. И если когда-то у него была беспорядочная юность, то теперь все уже позади, он обожает меня и будет любить и заботиться обо мне всю жизнь. Хотя он младший сын и несколько лет вел беспутную жизнь, нельзя сказать, что у него нет видов на будущее, – кроме того, что после свадьбы он получит в наследство от отца деревню, он любимец и наследник пожилой и очень богатой двоюродной бабушки. Не можешь ли ты, мама, приехать и сама посмотреть, каким великолепным мужем будет Фрэнсис, и убедить папу, что с бесшабашными днями покончено. Прошу тебя, постарайся приехать. Пожалуйста!» Так говорилось в письме дочери.