Плюшевый свидетель   ::   Данилова Анна

 – А я уж тут часа два, представляешь?

Александр едва сдержался, чтобы не съязвить по этому поводу: Валерию, как видно, не терпелось как можно скорее уладить все свои мошеннические делишки, чтобы, бросив жену с ребенком, отхватить при этом еще и жирный куш в виде сильно возросших в цене акций Газпрома. Александр представил себе, как довольно он потирает руки, говоря об успешно провернутом дельце своей молоденькой любовнице, после чего с решительностью собственника овладевает ею. Эта картинка показалась ему пошлой, хотя всего час тому назад он лежал в постели с малознакомой женщиной и, в отличие от Валерия, не строил относительно нее вообще никаких планов. И если разобраться уж до конца, то мало человеческого, возвышенного наблюдалось у обоих любовников в момент близости. Они практически ничего не сказали друг другу, разве что обменивались взглядами, поцелуями, прикосновениями.

Пусть я животное, но я люблю эту женщину. И мне все равно, кто она, сколько ей лет, кто ее муж и есть ли у нее любовники.

Я хочу ее даже сейчас.

Он ужаснулся своим мыслям, замотал головой, после чего, переведя дыхание, пригладил на голове волосы.

– Старик, по-моему, у тебя температура, – обеспокоенно заметил Валерий.

– Да нет.., что-то не так?

– Лицо порозовело. Может, давление?

– Нет. Со мной все в порядке.

Александр оглянулся. Он не хотел, чтобы в момент, когда он будет обсуждать с клиентом свой гонорар, кто-то посторонний находился поблизости. Но бюро в столь поздний час (Боже, я провел с ней в постели часа три!) было почти пустым. В коридоре он заметил Калерию Дмитриевну – адвоката-ветерана. Этой женщине было семьдесят пять лет. Она имела обширную клиентуру, хорошо зарабатывала, но честно сдавала все свои гонорары в кассу, а по вечерам оставалась, чтобы еще мыть полы в бюро и убирать со столов остатки адвокатских попоек. Ее никто не понимал. Ведь она могла сдать в кассу минимум – тысячу рублей, как все, а на остальные деньги содержать две семьи. Но Калерия Дмитриевна придерживалась «сталинских» принципов, за что и уважала себя.

– Валера, я понимаю, что ты пришел ко мне, потому что я твой друг…

Он вдруг поймал себя на том, что слово «друг» далось ему с трудом. Писаревич не был другом Александру в истинном значении этого слова. Но именно сейчас и Валерий бы с удовольствием назвал его другом, поскольку благодаря этой «дружбе» в вопросе выплаты гонорара можно будет ограничиться бутылкой коньяку или тысчонкой-другой рублей. А ведь акции Газпрома, когда он их продаст, чтобы купить шубку или бриллианты своей любовнице, потянут на несколько тысяч долларов.

– Конечно! – Писаревич не дал ему договорить. Александру показалось, что он сейчас вскочит и набросится на него, чтобы сжать его в своих крепких дружеских объятиях. – А к кому же еще я мог бы обратиться с такой.., просьбой. Ты же понимаешь, что такое женщины! Ты тоже был когда-то влюблен.

– Валера, я адвокат и зарабатываю себе на хлеб мозгами. Твое дело довольно сложное…

– Ну вот, – всплеснул руками Писаревич. – Начинается. И ты будешь набивать себе цену. Послушай, я устал от этого от чужих. Но ты-то свой!

– Пятьсот долларов сейчас и столько же после того, как дело выиграем. Или же сразу восемьсот, и я приступаю к работе.

– Сколько? – Глаза Валерия, казалось, готовы были вылезти из орбит. – Да ты с ума сошел! Ты где находишься, в Москве или в Саратове? Где это ты слышал, чтобы местные адвокаты просили столько за час работы?

– И еще пятьсот долларов вот за это, – невозмутимо продолжил Александр, отводя прядь волос со лба, чтобы продемонстрировать запекшуюся кровь, под которой болела и саднила глубокая рана.

– Не понял. А это еще что?

– Твоя жена была у меня ночью. Вернее, почти утром. Я не успел дверь открыть, как она ударила меня утюгом.

– Чем?

– Я же говорю: утюгом. Ты что, не слышишь меня? У тебя что-то со слухом?

– Нет, ты видишь, с какой стервой я живу?..