Франсуаза Фанфан   ::   Жарден Александр

Я был уверен, что с ее помощью избавлюсь от того, что было предопределено составом моей крови. Она верила в супружество, и это должно было помочь мне также в него поверить и избавиться от какого бы то ни было легкомыслия. Чтобы утвердить себя в новой роли, я стал апостолом верности. Мы устроились в Париже, сняв однокомнатную квартирку рядом с квартирой моей матери, и решили узаконить наши отношения летом того же года.

Отец мой насмехался над моей склонностью к непреходящим чувствам и частенько напоминал мне с презрительной улыбкой, что я его сын и не смогу избавиться от наследственных генов. Когда он допекал меня, я бросал ему в лицо, что покончил с генами, что вытравил из своей крови все родовые соки, унаследованные от Робинзона Крузо.

Мать была менее откровенна, но ее реплики не были лишены убедительности. Время от времени она обращалась к Лоре, предваряя главное предложение придаточным условным, например: «Если Александр оставит тебя…», или «Если когда-нибудь ты изменишь Александру…», причем это «если» она употребляла, только чтобы не ранить мои чувства, но вся фраза звучала так, будто ни о каком условии в ней не говорилось. При всей своей доброжелательности она не в состоянии была понять, как это увлечение может длиться всю жизнь.

А я в это верил.

Вернее, мне отчаянно хотелось верить в постоянную сердечную склонность, в победу любви над коварным временем. Во мне сидел молодой романтик, который хотел испытывать лишь бескорыстные чувства и с омерзением отвергал нравы собственных родителей.

Вот почему в девятнадцать лет я поклялся себе всегда смотреть только на одну женщину. Как раз в это время Лора сумела меня соблазнить. Значит, она и будет моей супругой, пока нас не разлучит смерть; а свои инстинкты я послал ко всем чертям.

В ту пору я довольно регулярно навещал маленькую гостиницу на нормандском побережье, которую держал мой наставник мсье Ти, необыкновенный старик.

Детей у него не было, мсье Ти не произвел на свет отпрыска по своему подобию, с ушами как у летучей мыши, и во мне он видел духовного восприемника, для чего и способствовал формированию моей личности. Несколько лет тому назад он женился на женщине старше себя. Она была вдова, и звали ее Мод.

У этих голубков я и проводил уик-энд через две недели на третью, чтобы соприкоснуться с их жизнерадостностью и поучиться рассуждать здраво. У обоих была страсть ко всякого рода идеям, но они не строили из себя философов, а ставили свой интеллект на службу смеху, затевая грубоватые шутки и устраивая сюрпризы, в которых разум не играл уже никакой роли. Мсье Ти и Мод любили друг друга – я думаю, для него она еще была женщиной, – и были убеждены, что только глупый совместный смех может задержать вырождение нежных чувств.

Мне они казались прочной семьей, каких я еще не знал, и я заменял им сына, так как их запоздалая любовь, хоть и была страстной, плодов не принесла.

Приехав к ним на отцовской машине как-то в пятницу после полуночи, я застал гостиницу погруженной в сон и обошел главное здание, чтобы войти с черного хода. Нашел под черепицей ключ и вошел в кухню. По привычке запер за собой дверь на два оборота. На кухонном столе лежала записка, которой Мод извещала меня, что свободен седьмой номер. Голодный с дороги, я открыл холодильник и начал расправляться с холодной уткой, как вдруг мое внимание привлек легкий шум. В ночной тишине он донесся до меня вполне отчетливо.

Я отложил нож и вышел в вестибюль, где увидел, как отворилось слуховое окно; через него бесшумно и ловко проник в дом какой-то хрупкий на вид ночной гость. Обеспокоившись, я спрятался за конторку администратора. Злоумышленник поставил на каменный пол рюкзак и тенью прокрался к освещенному проему двери, ведущей в кухню.