По обе стороны Днестра   ::   Габуния Евгений Дзукуевич

Тот оскалил в улыбке неровные гнилые зубы и поднял свой стакан. Василий только сейчас обратил внимание на его руки - белые, холеные, с длинными, аккуратно подстриженными ногтями.

- Вот за это и выпьем, друзья, - произнес он своим тихим, чуть хрипловатым голосом. И опять Василий явственно уловил нездешний акцент. Мертвое - мертвым, живое - живым, как говорится в священном писании. Поговорим о живых. - Он пристально взглянул на хозяина дома. - А другие ваши односельчане? Как они живут?

Василию стало немного не по себе от его пристального взгляда, однако он не подал виду. Не спеша осушил свой стакан, отер полиловевшие от крестьянского вина губы.

- Как вам сказать, уважаемый. По-разному живут. Одни лучше, другие похуже, однако хорошо - никто. Так, как мы, к примеру, раньше жили. Григорий должен помнить, хотя и младше меня. Помнишь, такие, вроде этого Гонцы, за версту в пояс кланялись отцу нашему покойному, когда приходили за мерой муки до нового урожая. А сейчас... Да разве это жизнь под ихней властью?! И слова какие-то новые придумали - кулак, середняк, бедняк, подкулачник. Меня в кулаки записали. Кулак, - в сердцах повторил Василий. Он хотел что-то сказать, но его прервал спутник Григория.

- Все-таки сколько в вашем селе таких... недовольных?

- Да разве я их считал, уважаемый? - Казалось, Василий даже удивился вопросу. - Село у нас большое, дворов пятьсот наберется.

- А ты вспомни, посчитай, и фамилии тоже... - вставил Григорий.

- Зачем голову ломать, и без того забот хватает.

- Значит, надо. Я тебе, брат, открою один секрет. По лицу вижу очень хочешь узнать, как и почему мы с Марчелом здесь оказались. Повидаться с родным братом - это само собой. Но не только. - Он понизил голос, бросил тревожный взгляд в окно. - Ты бы занавеску какую повесил. С улицы все видно.

Василий пробормотал, что сейчас уже поздно, на улице ни души, да и не время в такой час этим заниматься, завтра Домника что-нибудь придумает.

- Так вот, - продолжал Григорий, - дело у нас очень важное. Хотим вызволить из беды сельчан. Жалко людей, ни за что пропадают. Ты вот что... - Григорий помолчал и продолжал: - Припомни тех, кто ругал колхозы, большевиков... в общем, кого ихняя власть потеснила. Позовешь их к себе домой, только не всех сразу, это опасно, сам понимаешь, село на самой границе, на виду у чекистов. Пусть приходят по три-четыре человека. И смотри, не дай бог, если коммунисты что-нибудь пронюхают. Тогда не только нам с Марчелом, но и тебе крышка будет. Понял?

- Понять-то понял, - нерешительно произнес Василий, - так я же этих людей вроде в гости приглашаю, их угощать надо, а в доме хоть шаром покати, сам видишь.

- Об этом не думай. - Григорий достал из кармана толстую пачку денег. - Не беспокойся, настоящие, - добавил он, перехватив недоверчивый, жадный взгляд брата. - Купишь на базаре все, что надо, а главное побольше вина. Тебе тоже останется.

Василий не заставил себя долго упрашивать и запихнул пачку в карман. Когда все улеглись, он долго мусолил новенькие бумажки в заскорузлых, непослушных пальцах, то и дело сбиваясь со счета. Каждый раз получалась другая сумма. И немудрено. Таких денег у Василия Мугурела никогда не было, даже при старой власти.

II

В морозной дымке смутно белели расплывчатые очертания правого берега. Ни единый звук не нарушал плотной, глубокой тишины, нависшей над Днестром. Спала природа, спали и люди. Иван Калюжный вглядывался в сопредельный берег, чутко слушая ночь. Крестьянский паренек с Украины, он недавно надел зеленую форму пограничника, но уже успел убедиться: нет ничего обманчивее тишины на границе, даже не границе, а демаркационной линии.