Интимная жизнь моей тетушки   ::   Чик Мейвис

Флиртуют лишь те, кто может уйти, рассмеявшись, потому что в действительности им наплевать, если кто-то, после того как ты подмигнешь или улыбнешься ему, воскликнет: «Святой Боже, да как вы могли такое подумать?» И его мнение ничего не значит, если тебя любили всю жизнь, и ты отвечала любовью на любовь. Я – другое дело. Глубоко в душе все мои подростковые годы я чувствовала себя женским аналогом выпотрошенных мужчин Элиота – набитых чучел, прислоняющихся к другим чучелам, чтобы не упасть.

Мы все выпотрошенные мужчины,

Словно набитые чучела,

Привалившиеся друг к другу…

В девятнадцать лет все переменилось. Слова «Я тебя люблю» были сказаны в первый раз. И приняты. Даже повторены. Это история о том, как я повела себя, когда наяву увидела «глаза, с которыми не решалась встретиться в грезах…». И что сделала человеку, который первым сказал, что любит меня.



Глава 1

НА СТАНЦИИ «ТЕМПЛ-МИДС» СЕЛА Я И ЗАПЛАКАЛА

Думаю, где-то в десять лет я открыла для себя, что мальчики не только соперники за внимание взрослых, а нечто большее. И очень скоро они начали подавать знаки, что тоже осознают эту аксиому. С того момента я задирала нос при малейших признаках интереса, проявляемых за обеденным столом. Даже став респектабельной замужней женщиной. Нет, о флирте просто не шла речь. Действительно, он столь отвратителен мне, а я столь безразлична к нему, что даже в тех случаях, когда я встречалась за ленчем с подругой и она начинала строить кому-то глазки, у меня возникала мысль, что у нее нелады со зрением и ей пора обратиться к окулисту. Хуже того, когда я наконец понимала, что она ведет некую игру с мужчиной за столиком у туалетов, мне становилось не по себе. Настолько не по себе, что я не могла доесть рыбу… К слову будет сказано, если семга пересушена, я ее не ем, и сие никак не связано с моим отношением к флирту… Одна из самых красивых и умных женщин, которых я знала, превращалась в жеманное, сюсюкающее беззащитное существо, будто вышедшее из-под кисти Кейт Гринэвей. [2] Ей не хватало только капора и панталон с оборочками. Она все строила, строила, строила глазки. Я думала, это отвратительно. Крайне отвратительно. И непостижимо. Потому что я не умела строить глазки. Совершенно не умела. Просто не знала, с чего начинать.

Все это, конечно же, имеет прямое отношение к моей свадьбе с Френсисом. Первым человеком, от которого я услышала, что меня любят. И несмотря на возражения Кэрол, ставшим моим мужем.

Кэрол была моей ближайшей подругой. В ней я нашла все, что хотела бы видеть в сестре, и она всегда высовывалась. Флиртовала так, будто в этом и состояла вся ее жизнь. Один из пяти, полагала она, очень неплохой результат. Если мужчина говорил, что всего лишь смотрел на белок, она пожимала плечами, улыбалась и уходила. Ее это не задевало.

– Попробуй, – частенько уговаривала она меня. Но я ни разу к ней не прислушалась. Полагала: слишком рискованно. Она думала, что Френсис для меня слишком скучен, и он не боялся ее, хотя и держался с ней настороже. Она придерживалась намеченного жизненного плана: сейчас – развлечения, любовь – потом. У меня такого плана не было, поэтому я очень обрадовалась появлению Френсиса на моем горизонте.

Встретившись с ним впервые, Кэрол воскликнула:

– Привет, Френки!

А он очень вежливо, но твердо поправил ее:

– Френсис.

Так что у них с самого начала не заладилось.

– Я – лучшая подруга Дилли, – продолжила она, и в ее голосе слышалась обида. Родные, друзья, коллеги – все звали меня Дилли или Дилл, и только Френсис – Дилис.

– Дилис, – объяснил он, – прекрасное имя.

Спросил меня, что оно означает, а когда я ответила, что не знаю, не поленился выяснить.

– Дилис – это валлийское имя, – просветил он меня, – и означает искренняя, истинная. Такой я тебя и воспринимаю.

Говорил он серьезно. Дилис, он называл меня только Дилис.