Итальянское каприччио, или Странности любви   ::   Осипова Нелли

Наверное, им еще труднее отучиться от слов-паразитов, ведь по-итальянски они так красиво звучат. И Аня шепотом произнесла: «Аллора». Да, подумала она, это, видимо, тот самый случай, когда определяющей является форма, а не содержание.

…Сколько Анна помнила себя, главным в ее жизни всегда был отец. Она привыкла считать его советы, просьбы, рекомендации обязательными для себя, потому что была убеждена в его абсолютной правоте. Он заведовал библиотекой, много читал и знал столько всего на свете, что стоило ей только спросить о каком-нибудь пустяке, и папа тут же отвечал на ее вопрос, рассказывая целую историю на заданную тему, касалось ли это поэзии, древней истории, или судьбы композитора, или различных религиозных учений, или особенностей минералов и драгоценных камней.

Мама, которая была на пятнадцать лет моложе папы, точно так же во всем признавала его авторитет. Ане нравилось, что она без отца не решалась ни выбрать фасон для нового платья, ни купить духи. Впрочем, это не было диктатом главы семейства, просто и Аня, и мать знали, что с отцом и при его участии все будет лучше, удобнее, целесообразнее. Отец со смехом говорил: «Ах вы мои девочки-сопелочки!» и охотно выполнял их просьбы.

Еще до того, как учитель физкультуры обратил на Аню внимание, отец сказал, что у нее природные данные спортсменки, и отвел в детскую легкоатлетическую секцию, куда ее сразу же приняли, подтвердив его заключение. А когда мама, запутавшись в куче неконкретных, хаотичных рекомендаций своего шефа, не могла окончательно сделать выбор диссертационной темы, папа помог ей определиться и здесь, хотя не имел никакого отношения к проблемам гражданского строительства…

После той ночи все, казалось, рухнуло. Мама из старшей «послушной девочки» в глазах Ани превратилась в сильную женщину, имеющую неограниченную власть над отцом. Теперь, если она, как обычно, спрашивала отца, что приготовить на обед или что лучше купить друзьям в подарок, Аня слышала в каждом таком вопросе фальшь и лицемерие, так как ей казалась только видимостью зависимость и пиетет матери перед отцом, а на самом деле мать все решит сама — ведь Аня видела, какую власть она имеет над ним. Порой она думала, что в один прекрасный день мама может так же, как тетя Оля, крикнуть папе: «Уходи!» — и тогда он уйдет…

Такими тяжкими раздумьями началась новая полоса в ее взаимоотношениях с родителями. Собственно, никаких перемен на самом деле не было, по крайней мере внешне. Появилось лишь новое, незнакомое чувство — ревность, подавляющее в девочке ее прежнюю спокойную и гармоничную жизнь в семье.

Да, она стала ревновать отца к матери. Она приглядывалась и прислушивалась, контролировала и перепроверяла, ища в каждом пустяковом слове или поступке матери повод для мучительных сомнений и переживаний. А тут еще наступил переходный возраст. Аня стала раздражительной, обидчивой, часто ловила себя на желании закричать, убежать куда глаза глядят, заплакать. Но усилием воли сдерживалась и брала себя в руки. Серьезные занятия спортом выработали в ней умение сдерживать свои эмоции, но тем тяжелее ей приходилось.

Вначале ей хотелось поделиться с Леной, рассказать ей обо всем. Но это означало бы, что посторонний человек, пусть даже самая близкая подруга, будет посвящен в то стыдное и непристойное, чего даже ей, родной дочери, не следовало бы знать и видеть. Ну и что, уговаривала себя Аня, разве я не видела и не слышала базарную сцену у Вавиловых? Почему бы и Лене не узнать того, что случилось у нас? Но что-то удерживало ее каждый раз, и наконец, много позже, она уже твердо знала, что никогда никому об этом не расскажет — до самой смерти.

Это была еще одна мука — загнать все внутрь и замкнуться…

Прошел год.

Лена стала постепенно привыкать к новой жизни без отца.