Из записок переводчицы   ::   Буренина Кира

Кто-то давал обещания и никогда их не выполнял. Некоторые умоляли меня сделать срочный перевод, обещая заплатить двойную цену, и рассчитывались как скряги, отбивая каждый рубль. Честность и бизнес — несовместимые вещи.

В последующие два дня мне пришлось опять удивиться. «Может, это новый стиль в современном бизнесе?» — думала я, видя, как легко и просто проводит Отто Штайер переговоры и что каждое его слово и поступок подтверждают истину «Самый короткий путь — прямой путь». Не было подводных течений, подпольных мыслей. Была откровенность и допустимая открытость. И все партнеры шли навстречу, сначала настороженно, потом недоумевая и, наконец, раскрываясь полностью. Воистину со мной сидел самый необычный предприниматель, которого я только видела.

Прогуливаясь со мной перед Большим театром до начала балета, Штайер подмечал ставшие привычными нашему глазу вещи — сгорбленных старушек, волокущих с напряжением нагруженные тачки, молодых ребят, сильных и пугающе крутых, идущих сквозь толпу, пинающих эти тачки, уверенных в своей силе и непобедимости.

Там, где он рос, силу доказывали другим способом, рассказывал он. Возвращаясь за полночь с работы, он шел в спортзал, где занимался до упаду. Сильнейшим считался тот, кто никогда не давал в обиду слабых. Он часто бывал бит, и жестоким образом. Но когда однажды ему не хватало денег, чтобы заплатить за семестр в университете — тяжело болела мать, — весь квартал собирал для него необходимую сумму. Воистину рыцарь без страха и упрека!

В театр мы не пошли. Очень любопытным для меня человеком оказался Отто Штайер. Я в жизни бы не поверила, что кто-то или что-то, если не безвременная смерть, помешает мне пойти на балет. Но действительность всегда преподносит нам сюрпризы. Мы медленно шли по Тверской. Штайер вспоминал смешные случаи из своей университетской жизни. Я — из своей. У Пушкинской площади мне вдруг пришло в голову, что, пожалуй, я покажу Штайеру свое самое любимое место в Москве — легендарные, мистические Патриаршие пруды. Пустившись в пересказ «Мастера и Маргариты», я не замечала безлюдности переулков и совершенно забыла о времени.

Между тем кто-то, кто, судя по шагам, шел за нами давно, уже уяснил, что легкомысленные иностранцы забылись и прогуливаются по Москве, как по Мюнхену или Дюссельдорфу, представляя собой лакомую поживу для московских криминальных элементов.

Нас остановили. Вежливо и даже на английском языке потребовали деньги. Кто-то протянул руку за моей сумкой. Отто мгновенно оценил ситуацию — и охотник за сумкой полетел на фонарный столб. Легко развернувшись на сто восемьдесят градусов, он успел вырубить еще одного. С воплями фурии я стала размахивать своей сумкой налево и направо, с удовлетворением отмечая каждое попадание в физиономию. Краем глаза я видела, как Отто, встав в красивую, явно борцовскую стойку, изготовился к обороне. Сейчас он им покажет! Но мелкий и какой-то скукоженный мужичок просто и как-то совсем по-русски кулаком врезал Штайеру между глаз.

— На помощь! — завопила я.

— Надо же, своя, — удивился кто-то из нападавших. Штайер молча лежал на асфальте, а обиженный мной и моей сумкой дядька рылся в его карманах.

— Валюта, кредитка, — перечислял он свои находки.

— Что у тебя? — потребовали моего финансового отчета. Молча я протянула им кошелек с пятьюстами рублями.

— Своя, — опять удовлетворенно вздохнул кто-то рядом, и кошелек мне был возвращен.

Со стоном Штайер поднимался с земли. Раздался собачий лай, и из темноты вынырнула огромная овчарка. Когда я оглянулась, «банда» исчезла. Пока мы шли назад, Отто, чертыхаясь на совсем непонятном мне сленге, пытался себе объяснить, как же так русская мафия смогла его победить.