Изумруды к свадьбе   ::   Холт Виктория

Я села у его постели, и папа смотрел на меня дикими, остекленевшими глазами и произносил мое имя, а временами – имя моей матери. Он шептал о грехе и отмщении, но говорил отрывисто, так, что ничего нельзя было разобрать.

Я испугалась, что он умирает. Я видела, что он довел себя до крайнего возбуждения, и наклонилась над ним, чтобы услышать его слова. «Ребенок? – шептал он. – Будет еще ребенок?» Мне показалось, что он думает о том, что я ему сообщила, как вдруг сообразила, что он вернулся в далекое прошлое. «Ребенок... У Опарины будет ребенок? Как это возможно? О, вот оно – отмщение Господне! Я же знал и, хотя знал, все равно приходил к ней. Вот теперь это возмездие Господа в третьем и четвертом поколении... и семена... семена зла... будут жить всегда». «Папа, – сказала я, – все это было очень давно, Опарина умерла, а я здорова. Со мной все в порядке». Его непонимающий взгляд остановился на моем лице: «Мне сообщили, что у нее будет ребенок. Я хорошо помню этот день. «Вы скоро станете отцом», – сказали они, улыбаясь, ибо не знали о том ужасе, который родился в моем сердце. Оно пришло, отмщение пришло! Мой грех не умрет со мной. Он будет жить в третьем и четвертом поколении. Я пришел к ней той ночью и стоял над ней. Она спала. В руках я держал подушку. Я мог бы накрыть ее подушкой, это был бы конец, конец и ей, и ребенку. Но она была так прекрасна... ее черные волосы, детская округлость ее лица. И я, трус, упал на нее, обнимая и зная, что никогда не смогу убить ее». «Вы расстраиваете себя, папа, – сказала я. – Это все позади. Нельзя изменить то, что сделано. Я здесь, и я здорова, уверяю вас». Он не слушал меня, а я думала о Женевьеве и ребенке, который еще не родился...

Прошлую ночь я не могла спать. Я продолжала думать о горе папы. Из моей головы никак не выходила Женевьева. Я думала о ее неистовстве, которое так пугало Нуну, и знала почему. Нуну растила мою мать и терзалась теми же страхами, что и мой отец. Я видела, что Нуну наблюдает за моей дочерью.

Когда я задремала, мне приснился страшный сон. Я видела женщину в комнате с зарешеченным окном. Это была моя мать, но у нее было лицо Женевьевы, а в руках она держала моего ребенка, который еще не родился. Я стояла над ней с подушкой в руке и собиралась убить ее. Я заставила ее лечь... и тут проснулась с криком: «Нет! Нет!» Я вся дрожала. После этого я не могла успокоиться, опасаясь новых кошмаров, поэтому приняла немного лауданума Нуну и забылась долгим сном...

Утром, когда я проснулась, голова была совсем ясной. Если родится мальчик, подумала я, он продолжит род де ла Талей. И я стала размышлять о тех злых семенах сумасшествия, которые проникают в замок как привидения, которые будут передаваться из поколения в поколение. И принесу их туда я. Женевьева? У нее есть Нуну, которая позаботится о ней. Нуну будет наблюдать за ней, проследит, чтобы она никогда не вышла замуж. Возможно, даже убедит ее пойти в монастырь, как папа хотел заставить меня. Но ребенок, если это будет мальчик... Папе не хватило мужества. Если бы папа убил мою маму, я никогда бы не родилась. Я бы никогда не знала боли, ничего... Что, если...

Прошлой ночью случилась странная вещь. Я проснулась от ночного кошмара и вспомнила тот мирный сон, который дарит мне настой из маленького зеленого пузырька с шершавыми стенками. Шершавыми, объяснила мне Нуну, для того, что если ты возьмешь его в темноте, то узнаешь, что это пузырек с опием. Яд! Но он дает такой сладкий сон, такое облегчение! Как легко было бы принять дозу в два-три раза большую, чем та, которую мне обычно давала Нуну от зубной боли. И тогда больше не будет никаких страхов, никаких волнений. Ребенок ничего не почувствует. Он будет избавлен от появления на свет, и никто не станет пристально следить за ним: не прорастут ли в нем злые семена.