Ящик Пандоры. Книги 1 - 2   ::   Гейдж Элизабет

Так распорядилась история.

Эмори Боуз вздрогнул, когда дверь захлопнулась, и он остался один, представляя себе улыбку Ланкастера.

* * *



Чикагский вокзал был почти безлюден. Часы над входом, ведшим к поездам, показывали 4:08 утра. Там и сям группки пассажиров пережидали ночь. В одном углу спал матрос, положив голову на свой грубый чемодан, его почти гладко выбритая голова делала его очень молодым и уязвимым. Храпящий рядом пьяница, казалось, пытался придать себе респектабельный вид даже во сне, чтобы избежать ареста вокзальным полицейским до утра. Какая-то женщина с двумя тяжелыми сумками, большим соломенным кошельком и двумя спящими детьми сидела на одной из скамеек, уставясь в пространство.

Было сразу видно, что это эмигрантка, которая, без сомнения, ехала к мужу. Она смотрела на эту многообещающую Америку глазами чужестранца, который прошел огонь и воду и много таких же вот залов ожидания, пока добрался сюда.

Единственный продавец билетов, положив подбородок на руку, спал, сидя за окошком, не обращая внимания на журнал с девочками на своем столе. Где-то играло радио.

При звуке шагов билетер открыл глаза и судорожно сглотнул, когда увидел перед собой удивительно привлекательную молодую женщину. На ней был легкий плащ, который подчеркивал линию ее груди. Он увидел также, что у женщины в руках был кошелек и небольшой чемодан.

Да, мэм, – выпалил он с излишней галантностью. – Чем могу помочь?

Она оглянулась на пустую станцию.

– Когда отходит следующий поезд? – спросила она. Куда? – он заметил, как ее губы изогнулись, и уловил подобие улыбки в ее глазах.

– Да как сказать, – ответила она. Он пробежал глазами по расписанию.

– Через десять минут отправляется экспресс в Альбукерк – он прибудет на место назначения завтра, часов в восемь вечера. Или, погодите-ка, есть дополнительный поезд в Лос-Анджелес. Он прибудет в среду утром. Потом обычные поезда в Нью-Йорк, Филадельфию, Вашингтон…

Она покачала головой.

– Нет, не то.

И опять ее красота поразила его. У нее были каштановые волосы, мягкие и волнистые. Глаза, цвета аквамарина, блестели девичьим задором и игривой чувственностью.

Или, – продолжал он, с трудом отводя от нее взгляд, – в четыре тридцать поезд в Лас-Вегас. Вы прибудете туда очень рано утром. Там, наверно, полно народу в это время года, могу себе представить…

Лас-Вегас, – повторила она. – Звучит неплохо. Первый класс, пожалуйста.

Да, мэм, – он протянул руку за билетом, бросив долгий взгляд на ее нежные щеки и блестящие глаза. Тем времен она оглядела станцию.

Голос по радио, чистый баритон, гулко раздавался среди мраморных стен и полов. Песня была о любви, отметила она, и о потере. Мгновение она слушала, потом повернулась к билетеру.

– Двадцать три пятьдесят, – сказал он.

Она достала из кошелька пятидесятидолларовую банкноту.

– Слышали о великой новости из Нью-Йорка? – спросил он. Великую новость? – она вопросительно подняла глаза.

– О Ланкастере, – он покачал головой. – Ну и история! Ужасно. Такой симпатичный молодой человек. Я думал, он будет нашим следующим президентом. Я уже был готов за него голосовать. Но кто же мог знать, мисс!? Кто мог знать?

Она кивнула, тень осторожности заслонила выражение вежливого интереса.

– В утренней газете сообщалось об этой истории, – сказал он, показывая на газетный киоск в комнате ожидания.

Пока она собирала сдачу, ее взгляд проследил направление пальца.

– Спасибо, – сказала она.

– Кто мог знать, – повторил он, вздохнув. – Вот и все, что я могу сказать о мире, в котором мы живем. Господи, кто мог знать…

Он видел, как она пересекла комнату. Ее движения были легки и грациозны. Она казалась очень страстной и женственной.