Как две капли воды   ::   Стил Даниэла

Наконец Оливия положила на могилу маленький белый цветочек и, плача, отошла. Она задыхалась от горя и тоски. Все потеряно. Все на свете: сестра, любимый, дочери. Но страшнее всего гибель сестры, сводившая ее с ума, терзавшая, будто незаживающая рана. Вынести все это не было никаких сил.

Они медленно направились к центру лагеря, и, прежде чем Чарлз успел сказать что-то, Оливия исчезла в палатке, откуда не выходила до вечера. Чарлз спрашивал о ней, но усталые, измученные люди отмахивались от него. Последнее время в лагере был большой приток новых волонтеров, и многие действительно не знали ни Викторию, ни Оливию.

Сестры милосердия взяли ребенка у Оливии, и остаток дня она лежала и плакала. И не желала ни с кем разговаривать, даже с Чарлзом. В памяти еще были свежи его безжалостные слова и презрительный взгляд.

Наутро они выехали в Бордо. На прощание Оливия поблагодарила сержанта Моррисон и всех сестер милосердия. У Дидье в глазах стояли слезы. Он нежно поцеловал ребенка и сказал, что никогда не забудет ни его, ни Викторию. Люди махали им вслед, а ведь Оливии даже были неизвестны их имена. Беда в том, что даже это теперь не играло роли.

К вечеру они оказались в Бордо и до полуночи просидели в вестибюле маленького отеля, ожидая, когда можно будет подняться на борт корабля. Багажа у них почти не было, и Оливия только купила кое-что для малыша. Скорее бы добраться домой. Оливье заменит ей целый мир, семью, сестру. Она продолжала прикладывать его к груди, и неожиданно случилось чудо: у нее снова появилось молоко. Пусть Оливье всего лишь племянник, а не сын – он все равно прощальный подарок Виктории, и тем драгоценнее для нее.

– Что ты будешь с ним делать? – спросил Чарлз. Они отплыли из Нью-Йорка всего две Недели назад, а казалось, прошла вечность.

– Возьму с собой в Кротон.

– Ты собираешься там жить? – вежливо осведомился он, и Оливия кивнула.

– Наверное.

Больше он не сказал ни слова, и остальное время оба молчали.

На этот раз у них было две каюты. На этом настоял Чарлз, решив, что так будет приличнее. Они путешествовали как мистер Чарлз Доусон и мисс Оливия Хендерсон с племянником. Они почти не виделись. Он все еще зализывал раны, нанесенные самолюбию, и держался на расстоянии. Чувствуя это, Оливия не выходила из каюты, а если и выходила, то старалась не натыкаться на него.

Чарлз тем временем непрестанно думал о Виктории и о ее предсмертном разговоре с ним. Она права, права во всем. Каким ужасным ударом явилась для Оливии кончина сестры! Неизвестно, сумеет ли Оливия жить без нее. Истерзанные души, разбитое сердце…

Но как же они все-таки решились на обман? Заставить Оливию жить с ним как с мужем целый год! Может, он и в самом деле подсознательно чувствовал все, но не хотел видеть истину? Ведь были же моменты, когда он подозревал что-то, но вынуждал себя выбрасывать из головы тревожные мысли, потому что так легче.

Он понял также, что Виктория уговорила сестру согласиться, обещая, что Чарлз к ней не притронется. И так оно и случилось бы, если бы все не изменилось в один прекрасный день… потому что она была такой нежной… милой… И он страстно хотел ее.

Пусть они не были женаты, но таких чувств он не испытывал ни к одной женщине. И ни с одной женщиной.

Чарлз вспомнил утро, когда родились близнецы. Странно, что дети Оливии и Виктории появились на свет в один день, если учесть разницу во времени. Все это было настолько странно и запутанно, так трудно понять, где начинается одно и кончается другое, где правда, а где ложь, где любовь, а где желание… Он в самом деле опасался дать волю своим чувствам к Виктории и не подпускал ее близко. Отказывался открыть душу. Но с Оливией все оказалось по-другому.