Колечко с бирюзой   ::   Мельникова Валентина

Причем сама Нина Ивановна никогда спор не начинала, но если находился смельчак, недостаточно осведомленный о порядках в хирургическом отделении, который пытался опротестовать ее решение, то уже через пару минут он выбрасывал белый флаг и спешно ретировался в безопасное место.

Однажды Наташа мыла полы в кабинете начальника отделения Якова Самойловича Лацкарта и случайно оказалась свидетельницей его разговора с молодым лейтенантом медицинской службы, который опрометчиво решил пожаловаться на действия старшей медсестры. Не поднимая головы от истории болезни, шеф хирургического отделения оглядел поверх очков долговязую фигуру жалобщика и недовольно хмыкнул:

— И кто же вас надоумил на столь смелые действия? — И, не дождавшись ответа, махнул рукой. — Советую вам быть более осмотрительным не только в работе, но и в поступках. Старшую медсестру я знаю без малого тридцать лет и даже проверять не стану, кто из вас прав. Заранее знаю: права будет Нина Ивановна.

Особой заботой грозной Кочубейши, как за глаза звал ее весь госпиталь, было моральное состояние вверенного ей коллектива медсестер, санитаров и санитарок. Всякие поползновения со стороны больных завести шашни с медперсоналом пресекались ею в самом зародыше раз и навсегда. Наиболее ретивым сердцеедам грозила даже досрочная выписка, а то и рапорт на имя командира.

Особенно она не любила девиц со смазливой внешностью и в конце концов добилась того, что средний медперсонал хирургии получил недвусмысленное прозвище «конеферма».

Поэтому сенсацией для всего отделения стал прием на работу, пусть временную, на период летних отпусков, молоденькой санитарки Наташи Ливановой. Нина Ивановна лично привела девушку к начальнику госпиталя, но причина, по которой она просила взять ее санитаркой, осталась тайной.

Наташе выдали белый балахон с черными пятнами ляписа, призванными обеспечить сохранность казенного белья и отдаленно напоминающими буквы Х.О. Балахон исполнял роль сорочки, целомудренно прикрывающей ноги по самые щиколотки. Верхняя одежда состояла из линялого сатинового халата, некогда имевшего, очевидно, коричневый цвет, с давно оторванными завязками, вместо которых Наташа приспособила две полоски бинта. Весь наряд дополняла марлевая косынка и растоптанные, размера на четыре больше, шлепанцы, которые она постоянно теряла на лестнице. Еще в арсенале у нее имелись глубокие черные калоши. В них Наташа наводила порядок в местах общего пользования.

В первый рабочий день Нина Ивановна провела с ней профилактическую беседу по технике безопасности, в которой немаловажное место отводилось тактике поведения с молодыми лейтенантами и бравыми матросиками срочной службы. Трагически закатив глаза, старшая медсестра поведала о горькой участи соблазненных и покинутых жертв быстротечной любви под сенью хирургического отделения. Провела она детальный инструктаж и по доведению внешнего вида будущей санитарки до состояния, при котором потенциальные ухажеры окончательно перестают воспринимать медперсонал как женщин.

Наташа научилась прятать косу под косынку и придавать своему лицу, перед тем как войти в палату, такое туповато-растерянное выражение, что даже самые прыткие из выздоравливающих, потенциальные ухажеры, после нескольких безуспешных попыток закадрить новенькую санитарку, поняли, что здесь им ничего не светит.

По вечерам, когда заканчивался рабочий день Нины Ивановны и начиналось ночное дежурство Наташи, они выкраивали часок, чтобы почаевничать в маленьком закутке за ширмой в помещении для санобработки больных. Нине Ивановне спешить было некуда: кроме кота Тишки дома ее никто не ждал. Замуж выйти не получилось, на любовников по складу характера не разменивалась, жила одиноко, как старая волчица, никого не допуская в свою душу и в свое жилище.