Костер на снегу   ::   Райан Нэн

Когда лишь несколько мгновений отделяло гребень лавины от устья Гранитного дворца, оттуда выбежал человек. По белокурым, отливающим на солнце волосам Натали узнала Эшлина. В руках он держал туго набитые седельные сумки. Один взгляд — и он бросил их. Одна свалилась через край площадки и полетела с обрыва, вертясь, разбрасывая вокруг дождь золотых монет. Эшлин закрыл лицо руками. Если он и кричал, крик его был заглушен громоподобным ревом обвала.

Натали окаменела. Каким бы ни был Эшлин, это был живой человек, и вот так лицезреть его гибель было ужасно. Руки Кейна крепче сжали ее — он тоже видел, что происходит.

Отвести взгляд было невозможно, Натали могла лишь беспомощно следить, как белая волна настигла Эшлина и подмяла под себя. Потом она низверглась с обрыва. В гребне ее, так похожем на пенный, на миг мелькнули вскинутые руки — и исчезли, чтобы больше уже не появляться. Ни Кейн, ни Натали не знали, что в самый последний миг графу показалось, будто он слышит глухой голос старого шамана: “…имя ему — Белая Смерть!”

Белая Смерть летела и летела вниз, терзала и рвала, сметала и корежила. Она прошлась по лесу, вывернув с корнем одни деревья и лишив всех ветвей другие. Достигла жилища Кейна и, словно чудовищный каток, сровняла его с землей. Встретила на пути долину, ухнула туда, ударилась в противоположный склон, потрясая до основания целый хребет, взлетела почти до самых вершин.

И улеглась.

Эхо еще металось в расселинах и ущельях, еще оседала снежная пыль на опустошенном склоне и в заваленной снегом долине, а лавина уже стала прошлым.

Все окончательно стихло в двенадцать часов пять минут.



Глава 40

Золото было всюду, куда ни глянь. Золото блестело и сверкало вокруг.

Позолоченный язык колокола пресвитерианской церкви Клаудкасла, раскачиваясь, ловил солнечный свет и кидал веселые блики, а внутри, под позолоченным куполом, проходила церемония венчания. Друзья, знакомые и просто зеваки чинно сидели на деревянных, с высокой спинкой, скамьях, теснились у дверей и толпились на мраморных ступенях.

На одной из передних скамей, не выпуская руки своего обожаемого картежника, мастера игры в фараон, восседала Кэрол Томпсон. Хорошенькая вдовушка с завистью смотрела на новобрачных и клялась, что следующей невестой у этого алтаря будет она. Наискосок от нее Эстер Джонс и ее муж пытались унять детей, возбужденных торжественным зрелищем,

В самом деле, невеста — в платье персикового шелка, с букетиком фиалок — была очень привлекательна. Ее окружала аура безмятежного спокойствия, окутывая на манер подвенечной фаты. Жених, напротив, нетерпеливо переминался с ноги на ногу — ему не слишком нравилось быть объектом всеобщего внимания. На его щеках играл густой румянец смущения, зализанный назад вихор норовил своенравно упасть на лоб.

— …согласна ли ты взять этого мужчину в законные мужья, беречь его, лелеять и чтить, в богатстве и в бедности, в счастье и в горе, пока смерть не разлучит вас?

— Согласна! — выдохнула Мардж Бейкер, и ее круглое лицо озарилось счастьем.

— А теперь скрепите клятву поцелуем, — сказал проповедник.

Джо, от которого вот уже полгода не пахло спиртным, неуклюже заключил в объятия бывшую миссис Бейкер — ныне миссис Саут — и звучно чмокнул в губы. Лицо его при этом из розового стало малиновым.

Органист заиграл заключительный гимн. Новобрачные проследовали к выходу, при этом муж от волнения прихрамывал сильнее обычного, а жена старалась примериться к его шагу и забавно подскакивала на ходу. Видно было, что ее это ничуть не смущает.

Вся толпа выплеснулась на Мейн-стрит. Люди кричали, свистели и осыпали молодых рисом.

В церкви остались только проповедник и двое из числа приглашенных.