Под Андами ( Авантюристка)   ::   Стаут Рекс

Рядом с ним был молодой человек лет двадцати пяти, с бледным лицом, безвольным подбородком и стеклянными, бессмысленными глазами. Я обратился к моей спутнице и тихо поинтересовался, кто он. Она ответила шепотом. Удивленный услышанным, я спросил ее:

- Но почему он в Мадриде?

- О, об этом вы должны спросить Дезире, - сказала моя подруга, улыбаясь.

- А кто такая Дезире?

- Что! Вы не знаете Дезире? Невероятно! - воскликнула она.

- Моя дорогая, - сказал я, - вы должны помнить, что последние полтора года я был заживо похоронен в стране свинины и золота. Там никто - от поэтов, до судей - ничем не интересуется. Я совершенно отстал от жизни.

- Вам не пришлось бы оставаться в неведении и дальше, - сказала она, поскольку Дезире скоро едет в Америку. Кто она? Это никому не известно. Чем занимается? Для некоторых мужчин она - все, и для всех без исключения что-то значимое. Она - куртизанка среди королев и королева среди куртизанок.

Она прекрасно танцует, сердце ее открыто для любви.

Полагаю, что она иногда ест и спит. Последние два года она очаровывала его. - Моя спутница указала в конец аллеи, туда, где скрылся королевский экипаж. - И он дал ей все. Именно для нее герцог Беллармин построил великолепное шале, о котором я говорила вам на озере Люцерн. Вы помните самоубийство принца Доланского, якобы "по политическим мотивам"? Он застрелился в своем парижском дворце. Но он был бы жив сегодня, поведи себя по-другому Дезире. Она - ведьма, дьявол в юбке и одна из самых обворожительных женщин в мире.

Я улыбнулся:

- Вот это репутация! Так вы говорите, она едет в Америку?

- Да. Предполагается, что так, поскольку она прослышала, что каждый американец - король. Здесь же у нее всего один возлюбленный королевской крови, и это ей, судя по всему, наскучило. И послушайте, Пол...

- Ну?

- Вы... Вам не следует с ней встречаться. Вы не знаете ее власти!

Я засмеялся и сжал ее руку, уверяя, что не имел намерения позволить этому дьяволу в юбке меня околдовать. Но когда наша карета развернулась и покатила по длинной аллее назад к отелю, я поймал себя на том, что мне не дают покоя бледное лицо и пристальный взгляд молодого человека в королевской карете.

Я пробыл в Мадриде еще две недели. Затем мне стало скучно (потому как ни одна женщина не может быть занятной больше месяца), я сказал своей подруге "au revoir" и отбыл на Восток. Но археологическая экспедиция в сердце Египта уже отбыла без меня. Неделю или около того я провел в Каире и Константинополе, донельзя устал и снова обратил свой взор на Запад.

В Риме, во французском посольстве, я встретил своего старого друга, Пьера Жанвура, и, за неимением лучших предложений, принял его настойчивое приглашение провести с ним отпуск в Париже.

Но соблазны этого города не греют сердце тридцатидвухлетнего человека, поколесившего по миру, познавшего и оценившего его. Однако же я нашел стоящее развлечение. У Жанвура была прелестная жена и отличавшаяся необыкновенным изяществом восьмилетняя дочь.

Благополучие семейной жизни тронуло мое сердце.

Я поймал себя на том, что завидую им. Мадам Жанвур была превосходной хозяйкой и создавала уют в доме.

Маленькая Евгения и я часто гуляли вместе по паркам, и время от времени к нам присоединялась ее мать. Как я и говорю, я поймал себя на том, что завидую моему Другу Жанвуру.

Это развлечение закончилось бы скоро в любом случае, но телеграмма из Нью-Йорка враз положила ему конец. Мои адвокаты просили меня немедленно вернуться в Америку. Их встревожило какое-то мошенничество со стороны моего управляющего. Телеграмма была лаконичной и не содержала деталей. Во всяком случае, я не мог позволить себе пренебречь этим и договорился о месте на судне, уходящем из Шербура на следующий день.

Моя хозяйка дала прощальный обед, и мои сожаления в связи с вынужденным отъездом только усилились.