Любовь навеки   ::   Райс Патриция

Большой шрам тянулся от виска через щеку и заканчивался на подбородке. Другая часть лица была испещрена более мелкими рубцами.

Пенелопа не могла понять, как ему удается раскрывать рот и говорить. Губы незнакомца тоже были сильно изуродованы.

– Вы должны каждый день благодарить Бога за то, что остались в живых, – заявила она и протянула руку, чтобы принять его плащ.

– В течение многих лет я каждый день проклинал Бога за то, что не дал мне умереть. Не просите, чтобы я в одночасье изменил свое отношение к нему.

Отдав Пенелопе плащ, Тревельян снова внимательно посмотрел на нее, но она, увидев все его увечья, ничуть не изменилась в лице, и он успокоился.

Пенелопа провела его в гостиную.

– Я не священник и не собираюсь произносить перед вами проповедь, – сказала она. – Но позвольте спросить, в каком сражении вы получили столь тяжелые ранения?

Сказав это, Пенелопа указала гостю на стоявшее у камина кресло, где он мог удобно расположиться и согреться. В это время в коридоре раздался звук шагов. Это Августа спешила на голоса, решив, что зашел кто-то из деревни.

– Я получил увечья вовсе не в сражении, – ответил Тревельян. – Если бы это были боевые раны, я благодарил бы судьбу. Нет, я был искалечен в результате несчастного случая, к которому привел мой разгульный образ жизни. Я оказался в дурной компании. Довольно трудно смириться с тем, что ты впустую потратил свои молодые годы и разрушил собственное будущее. Вы слишком молоды и невинны, чтобы понять меня.

– Я не так уж молода и неплохо знаю жизнь. Впрочем, не в этом дело. Сюда идет Августа. Думаю, она угостит нас булочками.

Когда экономка вошла в гостиную, Тревельян поспешно повернулся лицом к огню. Пенелопа вкратце объяснила Августе, что произошло, и гость кивнул пожилой женщине, стараясь не поворачивать головы.

– Я принесу джем, – сказала Августа, которая не заметила ничего странного в мрачного вида джентльмене, уставившемся на огонь.

Состоятельные люди могут позволить себе чудачества, а то, что их гость был богат, сразу же бросалось в глаза.

– Кроме того, у нас осталось еще немного меда... С этими словами экономка вышла из гостиной.

– Она ваша родственница? – резко спросил Тревельян.

Пенелопа не обратила внимания на грубоватость тона, каким был задан вопрос. Она понимала причину раздражения гостя. Пододвинув поближе к огню чайный столик и свое кресло, Пенелопа уселась напротив Тревельяна.

– Больше чем родственница, – ответила она. – Все мои близкие – холодные, бесчувственные люди, Августа же самый сердечный и жизнерадостный человек, которого я знаю. Мне иногда кажется, что она добрый дух этого дома. Она уже служила у нас, когда я родилась, и стала мне ближе родной матери. Я не могу представить наш дом без нее, хотя знаю, что она намного старше моего отца, который уже умер. Ужасно, когда люди умирают молодыми.

– Я не согласен с вами, – проворчал Тревельян и наконец отвернулся от огня, чтобы полюбоваться очаровательной хозяйкой, сидевшей напротив него.

Тревельян не обратил никакого внимания на обстановку комнаты – все гостиные похожи друг на друга. Но в женщинах он знал толк.

– Если бы все в мире обстояло так, как вы это себе представляете, я и подобные мне давно погибли бы. Вы должны пересмотреть свои взгляды и признать, что Августа – злая женщина, а ваш отец – настоящий святой.

Пенелопа некоторое время ошеломленно смотрела на гостя, а потом рассмеялась, догадавшись, что он шутит.

– В таком случае я скорее предпочла бы отправиться в ад с грешниками, подобными Августе. Сохрани меня Господь от таких «святых», как мой отец! – воскликнула она.

Обезображенные губы Тревельяна дрогнули и сложились в подобие улыбки.