Любовь под луной   ::   Джеймс Саманта

И вот уже почти шесть месяцев, как она жила вместе с ним в одном из его имений. Когда он уезжал в Лондон по делам или объезжал другие свои владения, Маделейн нетерпеливо ждала его. Лишь одно смущало и тревожило ее. Хотя он много раз твердил о том, что сгорает от страсти, что ему достаточно только коснуться ее, чтобы огонь желания разгорелся в нем, однако ни разу... ни разу он ни слова не сказал ей о любви.

Маделейн содрогнулась от боли, и одинокая слезинка скатилась у нее по щеке.

– Что?! – возмутился он. – Слезы? – И он насмешливо фыркнул. – Глазам своим не верю! Слезы... у шлюхи-цыганки!

Глядя сейчас на его искаженное презрением красивое лицо, трудно было поверить, что оно могло излучать нежность. Что он мог быть добрым и ласковым. Маделейн вдруг почудилось в нем нечто ужасное, злое и темное, некий мрак в его душе, понять который ей было не дано.

Может быть, так уже бывало...

Руки ее дрожали, и Маделейн догадывалась, что так же будет дрожать голос, если она попытается заговорить. Невероятным усилием воли она заставила себя успокоиться и, подняв голову, бесстрашно встретила взгляд его холодных голубых глаз.

– Я не шлюха, Джеймс, и ты это знаешь. Я пожертвовала для тебя всем... всем! У меня никогда не было другого мужчины, кроме тебя. И ты знаешь это так же хорошо, как и я!

– Какое это имеет значение? – возразил он. – Вспомни, я взял тебя из грязного цыганского табора, кормил и поил, разве нет? Ты ведь с самого начала знала, что мне от тебя нужно. Я никогда этого не скрывал. Да и ты хотела того же, Маделейн. Клянусь кровью Христовой, ты была такой же ненасытной, как и я!

Ее судорожно сжатые пальцы смяли тонкое полотно простыни. Маделейн молчала.

– Вот видишь! – язвительно проговорил он. – Сама знаешь, что я прав! Я одарил тебя шелками и атласом, бархатом и драгоценными мехами! Ела ты с тончайшего фарфора. Если бы не я, ты ни о чем таком и мечтать бы не смела! И ты ни от чего не отказывалась, прекрасно зная, что я ничего не обещал тебе в будущем.

И тут она впервые испытала стыд. Стыд... за то, что сотворила. О Боже, как опрометчива она была! Она надеялась, что со временем заставит его измениться, заставит полюбить ее, полюбить так, как она любила его всегда.

Да, она любила... тогда как он всего лишь вожделел.

Маделейн медленно подняла голову и, надменно вскинув подбородок, посмотрела ему в глаза.

– Ты назвал меня шлюхой. Но я не шлюха, Джеймс. Я та, какой ты меня сделал.

Уголки его рта изогнулись в насмешливой улыбке.

– Тебе хорошо платили за твои услуги, малышка. А ты и в самом деле то, что я сказал: шлюха-цыганка.

Голова Маделейн упала на грудь. Каждое его слово обжигало ее, как пощечина.

– А как же ребенок? – воскликнула она. – Твой ребенок!

– Откуда мне знать, что у тебя и в самом деле будет ребенок? Может, ты все это придумала, чтобы заморочить мне голову и заставить отвести тебя к алтарю? Но как видишь, малышка, из этого ничего не вышло. Твой план не удался. Если я женюсь, то на женщине безупречно благородной крови, а не на цыганской оборванке.

Боль, от которой, казалось, разорвется сердце, сдавила ей грудь, мешая дышать. Какой же глупой она была, думала Маделейн. Как могла полюбить такого человека?! Но все же в чем-то он прав, призналась она себе. Такой, как он, никогда на ней не женится.

Граф снова заговорил. На этот раз в его голосе звучали предостерегающие нотки:

– Знаешь, лучше не ссориться. Раз уж пришло время тебе уйти отсюда, малышка, что ж, так тому и быть. Давай расстанемся без гнева.

Широкими шагами Рэвенвуд направился в угол комнаты, где была ниша, а в ней шкаф. Приоткрыв его, он долго что-то искал, потом захлопнул дверцу и обернулся. Когда граф подошел к постели, в руке его был тяжелый атласный мешочек.

– Вот.